Война на крыше мира.

[Кирилл/Нестеров Владислав]

По просьбам трудящихся.Из журнала пограничник 1996г.

1.

Когда среди безумного нагромождения камней неожиданно появляется мутный поток, бойко несущий игривые воды в злобствующие жаром равнинные пески и еще не успевший растерять свою прыть ввиду недалекости гор, откуда стекаются многие ручьи, образующие и подпитывающие этот самый поток,— можно увидеть на берегу беспорядочно торчащие деревья. Это называется оазис.
В густой тени таких деревьев хорошо отдыхается человеку и ишаку. А так как любимое занятие человека и ишака—отдых, то непременно увидишь на берегу и глинобитные постройки, предназначенные для этой цели. Они назывались бы селением где-нибудь в другом, более приспособленном для жизни месте. Но здесь они также называются — оазис.
Человеческие жилища постепенно вытесняют деревья на берегу, душат их гарью оседлой цивилизации. А чахлые их заменители, предназначенные для производства фруктово-ягодных плодов на продажу, хоть и вносят определенный смысл в человеческое существование здесь, все же не дают уже ни тени, ни прохлады, ни какого-либо серьезного успокоения. И остаются тут в конце концов только голые нагромождения жилищ под скалами да все тот же мутный и загаженный горными выделениями поток. Но это все равно называется оазис.
В такую вот природную «радость» и попадаешь, когда выныриваешь из беспорядочного нагромождения горных хребтов в узкую расщелину, по которой струится пограничный Пяндж, разделяющий жилую зону Памира на два суверенных образования — Таджикистан и Афганистан. Вертолет заносит то на одну суверенную сторону, то на другую, то просто вгоняет надвинувшимися скалами в узкое русло реки и тащит, тащит вверх по течению, навстречу нисходящему потоку.
И первое, что удивляет тут,— оазис оказывается зоной вовсе не однородной. На многие километры — скалы, скалы, скалы по обеим сторонам потока, безжизненная дикость коридора, унылость вертикального пространства. И вдруг — жизнь, где-нибудь за поворотом, на изгибе реки, на веками намытом грунте. И тогда радуешься каждому появившемуся под бортом кишлаку из нескольких невзрачных до убогости домишек — будь то на афганской стороне или на таджикской, и умиляешься, глядя, как скучились убогие постройки на глиняных наносах у реки, как лижут камни рассосавшиеся по склонам овцы, как дружно зреют посевы конопли на делянках и копошится бородатый люд — кто на подворье с кетменем, кто на позиции с лопатой, кто у зенитной установки.
На нашей стороне, как правило, никто не копошится.

2.

Архипелаг микрооазисов, из которых состоит жилая зона Горного Бадахшана, соединен между собой не только капризной водной магистралью (ее можно использовать только поперек, но никак не вдоль), но еще и узкой дорогой вдоль Пянджа, отстроенной в незапамятные времена коллективного энтузиазма. Построена она, естественно, на нашей стороне, ибо на той подобного энтузиазма в истории не наблюдалось. Тем не менее владение этой магистралью многое дает обладающему таким правом, и потому вокруг дороги давно ведется сыр-бор между различными бандформированиями и российскими пограничниками за право беспрепятственно перемещаться по ней, а значит, и контролировать зону, и, при желании, хозяйничать в ней.
Для человека заезжего свободное перемещение по дороге дает и то преимущество, что позволяет достаточно хорошо изучить массу мелких оазисов вдоль реки и составить представление о всем регионе в целом. А если повезет — то и успеть полюбоваться плодами многолетнего сотрудничества Памира с Россией (в этом году исполняется сто лет со дня добровольного присоединения Памира к России и пять лет со дня добровольного отсоединения России от всяческих там памиров). Если, конечно, повезет.
Мне в этом плане «повезло» неоднократно.

3.

Удача косяками не ходит. И если раз здесь в чем-то повезет,будь уже доволен и не жди удачи каждый день. Косяками тут ходят бандиты. Вместе с ручьями они стекают с гор в долину Пянджа, переходят границу и приступают к «освоению» каждого оазиса и всего региона в целом. С перспективой, разумеется, использовать Горный Бадахшан в качестве плацдарма для дальнейшего распространения своего влияния. Основным препятствием этому они считают присутствие здесь российских пограничных войск. Надежды возлагают на поддержку и преданность местных бандгруппировок и отрядов самообороны, руководство которых давно находится под влиянием ДИВТ (Движения исламского возрождения Таджикистана).
Сами по себе жители Горно-Бадахшанской автономной области никогда не были однородной массой. Они разделялись прежде всего на шиитов и суннитов, а там еще и на рынцев, ваханцев, шугнанцев, рушанцев, язгулемцев, дарвазцев и т. д. и т. п., отличались друг от друга языком, обрядами, традициями. Теперь они делятся только на тихих и буйных. Причем бацилла буйства, вскормленная на площадях и политических аренах Таджикистана, к столетним связям Памира с Россией прямого отношения не имеет, она была занесена сюда пришлыми группами борцов за чистоту веры и исламское возрождение Таджикистана.
Таджиков всегда считали евреями Средней Азии. Долгое время не имея собственной государственности (древнее государство таджиков было разрушено ныне здравствующими кочевыми племенами), они служили визирями при дворах правителей других стран, считались хорошими советниками, наставниками, учителями, отличались грамотностью, лучше других разбирались в науках, искусствах, финансах, составляли основу так называемой интеллигенции и сумели сохранить в веках культуру и литературный язык древних предков. С возникновением таджикского государства в 1924—1929 гг. они оказались предоставлены сами себе, у них, обобранных территориально и потерявших большую часть населения в результате своеобразно проведенной переписи, появилась наконец возможность выразить себя, реализовать свою теоретическую подготовленность на практике.
И они споткнулись. Споткнулись о собственный, веками выработанный комплекс неполноценности, болезненно помноженный на комплекс превосходства. Перехитрить самих себя оказалось невозможным. Идеи объединения таджиков (как и идеи объединения евреев) для подлинного объединения оказалось недостаточно, ее нужно было подкрепить чем-то более существенным. А существенного не находилось. Преклоняясь перед собственным прошлым, они настолько отстали от настоящего, что ни о каком будущем таджикской государственности уже не могло быть и речи. И вину за это стали искать в других. А когда другие благоразумно отвернулись от них, начались межклановые разборки внутри нации, истеричные поиски крайнего, приведшие к гражданской войне и открывшие период бесконечной борьбы за власть, которая, по сути, им и не нужна, ибо никому из них с ней не справиться. Им нужна только власть выбирать себе хозяина, которому могли бы служить и при ком могли бы кормиться, как делали это в веках. Но признать это вслух они никогда не решались.
Иное дело Памир. Памирские народности (часто это жители одного кишлака или ущелья) всегда были в некоторой оппозиции к основному Таджикистану, таджиками (за исключением дарвазцев) себя не считали и давно уже боролись за свою автономию (не в рамках области, а — республики). И когда Бадахшан не получил ожидаемый статус республики, когда поражением в гражданской войне закончились их попытки закрепиться в равнинных районах Таджикистана, когда разрушенными оказались их особые отношения с Россией, когда к власти в Душанбе пришли их исконные враги и конкуренты кулябцы, когда горные районы оказались в фактической блокаде и беспомощности, а руки зудели от желания ухватить хоть что-нибудь для себя в этом раздираемом на части мире... что им оставалось делать?
На эту почву и было брошено семя непримиримости.

4.

В первый раз за время смуты меня занесло на Памир в январе 1993 года. Оное паломничество я совершил по ошибке. Пограничный вертолет, на котором я намеревался попасть в Московский отряд, решил прежде залететь в Хорог. На обратную дорогу горючки не хватило, и мы от Калай-Хумба развернулись обратно, где и застряли на несколько дней.
Столица Горного Бадахшана в то время представляла собой зрелище довольно неприглядное. Памир был наводнен беженцами. В каждом домике, в каждой семье жило по 35—40 человек. Население Бадахшана увеличилось в несколько раз. Предприятия не работали, продуктов питания катастрофически не хватало, электричества не было, царил собачий холод: отопление не включалось вообще. По центральной улице Хорога, не обращая внимания на красочно выполненный призыв «Слава труду!», слонялись толпы ничем не занимающихся граждан.
Одни бежали сюда еще осенью, когда началось наступление Народного фронта (состоящего в основном из кулябско-гиссарских формирований) на Курган-Тюбе и Душанбе. С самого начала событий памирцы выступили на стороне оппозиции, хотя всегда были исмаилитами и с таджиками-суннитами (а тем более с вахоббитами) их ничего не связывало; должно быть, сказались мечтания о национальном самоопределении. Эти справедливо полагали, что никакого самоопределения без экономической базы быть не может, и потому вывозили с собой изъятую на равнинах технику и заводские товары со складов готовой продукции. В результате некоторые родовые гнезда на Памире оказались настолько плотно заставлены легковыми автомобилями без номеров и разной трофейной утварью, что можно было подумать и о действительном возрождении горного края.
Другие — в основном это бойцы ОМОНа, СБОНа и прочих милицейских образований, созданных при министре Навжуванове в системе МВД исключительно из памирцев для активной поддержки рвущейся к власти оппозиции,— после поражения в гражданской войне бежали на Памир в порядке отступления или дезертирства. Эти вывозили с собой оружие, деньги и планы мщения за поруганную милицейскую жизнь, на которую возлагалось столько надежд.
Третьи оказались здесь, опасаясь возмездия за незаконно занятые в городах квартиры и предчувствуя дискриминацию новыми властями по национально-автономному признаку.
Четвертые отступали сюда в результате кровопролитных боев в Курган-Тюбинской области, Рамитском ущелье и Гармской группе районов, выбираясь через Калай-Хумб поближе к дружественному Афганистану, где рассчитывали найти поддержку и участие многоопытных братьев; и коренных памирцев среди них было мало.
Но основную массу (и здесь уже практически не было памирцев) составляли те, кто в результате победоносного шествия бронированных формирований Народного фронта по долинам и по взгорьям изгонялись из своих жилищ на юг Курган-Тюбинской области, в Пяндж и далее в Афганистан. Даже после расстрелов и массовых уничтожений таких насчитывалось сотни тысяч, и многие из них шли по тылам сопредельного государства к верховьям Пянджа, чтобы выйти через перевалы к границе в районе Ишкашима, где находится единственный постоянный мост через пограничную реку. Здесь они проходили осмотр, досмотр, удостоверяли личность и оказывались на территории ГБАО (Горно-Бадахшанской автономной области), откуда надеялись выбраться по Памирскому тракту через Киргизию в Россию или каким-либо другим путем вернуться на родину.
Вместе с беженцами из Афганистана выходили к пропускному пункту и крепкие, упитанные ребята, прошедшие специальную подготовку в лагерях и на базах. Эти предъявляли документы, садились в ожидавшие их автобусы и, под предлогом посещения родственников, ехали через Калай-Хумб на Гарм, в глубь республики, где вооружались и шли в бой.
Как, в принципе, не было оснований и для вмешательства во внутренние дела суверенного государства — ни в равнинных оазисах Таджикистана, ни на этой пошатнувшейся «Крыше мира».

5.

Памир бурлил. Все ждали весеннего наступления формирований Народного фронта на отчие земли и призывали друг друга и гостей опередить противника — на волне подтаявших снегов обрушиться на него с гор и задавить в зародыше. Но обилие вожаков и постоянные криминальные разборки между бандами привели к обычной кадровой неразберихе, что не позволило скоординировать действия и распределить лавры первенства ' в предстоящих баталиях. В горном стане явно не хватало единоначалия.

Сергей Нероев (тогда еще подполковник и начальник Хорогского погрггаотряда) в нелегких условиях организовывал службу на вверенном ему участке, в этой предельно криминогенной пограничной зоне, на передовом рубеже разлома.
Людей катастрофически не хватало. Из офицеров, прослуживших здесь не один год и знающих участок, оставались единицы, основу составляли прикомандированные на три месяца из разных уголков России. С рядовым составом дело обстояло еще хуже: из России сюда уже никого не присылали, контрактная система еще не прижилась, призывать местное население бесполезно, не до того им тогда было. На заставах оставалось по несколько русских ребят прежнего призыва и приданные им для укрепления киргизы.
Киргизы эти не были пограничниками, не знали условий службы на заставах и не хотели служить в чужой стране, разбираться в непонятных им национальных конфликтах, когда в своей стране происходят важные для них перемены. Распродажа имущества, обмундирования, отказ выполнять приказы и уход по Памирскому тракту в сторону родного киргизского дома стали для них нормальным явлением. В бой они шли не так охотно, как по тракту, а точнее, вообще не шли. В случае боестолкновений уходили в глухую защиту, бросая российских товарищей на произвол судьбы. По словам офицеров, никакой надежности они из себя не представляли, и «лучше бы их вообще не было».
При такой острой нехватке людей Нероеву удалось привлечь на работу и службу кое-кого из местных. Были набраны водители на автотранспорт из числа гражданских лиц; на сверхсрочную службу, в основном в хозяйственники, пошли местные и вернувшиеся на родину памирцы, служившие когда-то и где-то. Но это проблему не решало.
Заставы блокировали боевики. И хотя некоторые группировки согласились сложить оружие, т. е. не болтаться с ним по улицам, а складировать в отдельные помещения под своей же собственной охраной, остальные устраивали перестрелки между собой, делили сферы влияния, перераспределяли собственность, захватывали заложников и держали заставы под прицелом, требуя не вмешиваться в их разборки.
Изменился и характер наруше;ний. Афганцы, прослышав про рыночную экономику за «бугром», хлынули через реку с торговыми предложениями. Из твердой валюты в ходу были только наркотики, и поэтому местные жители предпочитали бартер. За поношенные штаны можно было выменять автомат. За какой-нибудь металлический предмет типа кастрюли — и того больше.
Изменилась и тактика бартерных сделок. Теперь нарушители шли не под покровом ночи, а днем, открыто переправлялись через реку. И едва пограничники выезжали к месту переправы, как по чьей-то команде высыпали из домов мужики, женщины и дети и окружали место сделки, не позволяя пограничникам приблизиться. Начинался шум, гвалт, крики, а порой и выстрелы из толпы. В мирных жителей стрелять не будешь. И пока российские пограничники пытались уговорить людей разойтись, нарушители терялись в толпе и исчезали, сделав свой маленький бизнес.

6.

В этих условиях Сергею Нероеву приходилось перестраивать все заново. Заставы не оправдывали себя, они вынуждены были заниматься собственной безопасностью больше, чем охраной границ. И решение проблемы начальник отряда видел в изменении системы службы. Нужны были укрепленные посты в стороне от кишлаков, опорные пункты, на которых базировались бы десантно-штурмовые маневренные группы, имеющие возможность оперативно выдвигаться большими силами на бронетехнике к местам нарушения границы. Патрулирование зоны и отработанная система наблюдения позволила бы контролировать положение на границе. Но сил и средств для этого не было.
Кое-что удалось сделать позднее. А тогда, прощаясь с Нероевым, я услышал примечательный разговор. На связь вышел начальник одной из застав, сообщил, что у него дома сидит женщина, украинка по национальности. Вместе с другими беженцами она вышла из Афганистана, прошла через пропускной пункт в Ишкашиме и добралась до заставы. Узнав, что жена начальника заставы тоже украинка, она явилась к ней и попросила помочь, подсказать, кому здесь можно продать автомат за десять тысяч (тогда это еще были деньги). Ее муж-таджик был расстрелян победителями в Курган-Тюбинской области. Сама она бежала из горевшего, окруженного боевиками кишлака и неделю жила в лагере беженцев у Пянджа. Где она подобрала оружие — не признается, но когда их лагерь утюжили танками кулябские формирования, она переплыла реку и несколько недель добиралась по Афганистану к Ишкашиму. Шла босиком по горам, но все это время несла на себе под одеждой автомат, чтобы, вернувшись через границу, продать его и на вырученные деньги добраться до Украины. Это ее единственная надежда, единственная возможность спасения, и если автомат не купят за необходимую на билет сумму — остается только застрелиться. Выкупить у нее автомат было проблемой, пограничники уже несколько месяцев не получали денег. А уговорить сдать оружие в обмен на обещание помочь добраться до Украины тоже не получалось, нервы у нее были на пределе, она уже давно никому не верила, автомат был ее последней верой, последней надеждой вырваться из этого ада...

7.

Со временем положение изменилось. Благодаря решительности пограничников при пресечении переправ бытовая контрабанда свелась к нулю. Меньше стало и контрабанды наркотиков. Зато резко возросло число попыток нарушения границы со стороны отдельных боевиков и целых бандгруппировок. Теперь они ходили

по ночам и под прикрытием. Любая переправа прикрывалась хорошо вооруженными группами с той стороны, готовыми огнем встретить выезжающих на место происшествия пограничников, которым все чаще приходилось вступать в бой.
С большим трудом удалось решить кадровую проблему. Офицеры стали приезжать на полгода, а потом и на полтора. Появились и специалисты из местных — сначала прапорщики, а потом, после обучения, и младшие лейтенанты. Некоторые из них решили сделать погранслужбу своей профессией и хорошо проявили себя. Больше, хотя и очень недостаточно, стало контрактников из России. Киргизский батальон на этом участке границы сменился Казахстанским. Казахи служат на отдельных постах, хотя и в полном подчинении российским погранвойскам, и воевать не боятся, но не всегда умеют, и их здесь очень мало.
Болезненно проходило комплектование отряда новобранцами из местного контингента. В основном призывались сюда ленинабадцы и памирцы, выходцев из других областей Таджикистана местные жители просто не признают. К началу 1994 года нищета и безденежье в республике достигли такого предела, что молодежь стала идти в российские войска, здесь хоть деньги платят. Но какая это молодежь? Болезненные, пугливые, боящиеся не только оружие применить, а даже просто взглянуть в глаза бородатым, уверенным в себе боевикам, ибо нет большего греха на мусульманском Востоке, чем непочтительное отношение к более старшим единоверцам (кара постигнет не только тебя, но и всю твою семью),— немногие становятся настоящими солдатами. Большинство же так до конца службы и остаются безмолвными исполнителями семейного наряд-задания: терпеть все и сохранить жизнь, пока за нее платят деньги и есть возможность содержать семью.
Это чепуха, будто на них ложится вся тяжесть пограничной службы здесь, хотя их насчитывается в наших войсках уже более, восьмидесяти процентов. Да, официально это так, на заставах и в других подразделениях их подавляющее большинство. Но основная нагрузка ложится на временные пограничные посты (ВПП), десантно-штурмовые группы, состоящие в основном из прикомандированных пограничников-десантникови прибывающих посменно из России мотоманевренных групп (сначала они прибывали на два месяца стажировки, теперь на три пред-дембельских месяца). Именно они — становой хребет в системе охраны границы, которую разрабатывал бывший начальник отряда, начальник ОВО «Хорог», а ныне преподаватель Академии погранвойск полковник Сергей Нероев. Им чаще всего и приходится вступать в бой.

8.

К сентябрю 94-го, когда я снова оказался в Хороге, в Бадахшане безраздельно хозяйничали боевики. В Афганистане было сформировано и функционировало так называемое Таджикское правительство в изгнании под руководством Сайда Абдулло Нури. На основе Партии исламского возрождения из сбежавших после поражения в гражданской войне отрядов оппозиции было создано Движение исламского возрождения Таджикистана — военно-политическая организация, возглавляемая Нури и ведущая борьбу против законного правительства Таджикистана и правительственных войск, сформированных из подразделений Народного фронта в системе МВД, Министерства безопасности и Министерства обороны.
Первым министром обороны у Нури стал Ризвон Садиров, отличающийся особой жестокостью даже среди своих. Сам он базировался в Бохарке, но его отряды просачивались на территорию Таджикистана и вели боевые действия против пограничников, правительственных войск и мирного населения республики.
В начале сентября отряды ДИВТ под командованием Хаки-ма «Банги» по единственной здесь дороге, связывающей Памир с центральной частью республики, проникли из Калай-Хумба в глубь Таджикистана и развернули боевые действия в районе Тавиль-Дары. Но, потерпев поражение от правительственных войск и поиздержавшись в боезапасах, они к концу месяца откатились назад, во избежание преследования подорвав за собой дорогу на перевале Хабу-Рабат, тем самым лишив Памир единственной нити, связывающей его с республикой.
Пока Хаким (совсем еще молодой человек, бывший владелец видеосалона в Пяндже) и его ближайший сподвижник Черная Рука (прозванный так за протез полевой командир и первый мастер провокаций) решали, куда им двинуться дальше, в Калай-Хумбе и окрест скапливались их боевики, в порядке планового отступления возвращавшиеся из зоны боевых действий. Собралось порядка полутысячи пришлых, и ожидалось возвращение с перевала еще двух тысяч человек.
Кроме них здесь хозяйничали и свои. Ванчско-Дарвазская группировка под командованием генерала Мухаммади Мухаббатова, насчитывающая около двух тысяч человек, в тавильдаринских боях не участвовала, но входила в состав ДИВТ и была готова встретить правительственные войска, если они вторгнутся на территорию Бадахшана. Мухаммади получил от Нури звание генерала и должность, сменив на этом посту своего младшего брата Салама.
Салам Мухаббатов (в прошлом многократный чемпион по национальной борьбе на различных туях и празднествах, потом владелец коммерческого магазинчика в Душанбе, долгое время промышлявший рэкетом) с самого начала войны стал заметной фигурой на Памире. Он первым получил от Нури звание генерала, руководил Ванчско-Дарвазской группировкой, а затем был назначен верховным главнокомандующим Юго-Восточного фронта ДИВТ и председателем Совета джихада в Бадахшане. Он был и остается в большом авторитете здесь, действует как отдельная единица при Нури и подчиняется только ему.
В самом Хороге при облисполкоме еще в начале событий был зарегистрирован официально действующий отряд самообороны во главе с Маджнуном Паллаевым — полуполитическая, полувоенная организация, фактически параллельная власть на Памире. Официально отряд насчитывает 600 человек, но вообще-то в любой момент они могут поставить до пяти тысяч боеспособных молодых парней, хотя сами считают, что и двадцать тысяч поднимут.
Маджнун воевал в 92-м в Курган-Тюбинской области и потерял кисти обеих рук Это не мешает ему быть толковым руководителем. Отряд контролирует Шугнанский, Рушанский и Ишкашимский районы и, не в пример дивтовцам, отличается дисциплиной и трезвым взглядом на вещи. Их лозунг — защита Бадахшана от внешних и внутренних врагов. Их цель — автономная республика в составе Республики Таджикистан, но с полной экономической и политической самостоятельностью.
Как это ни парадоксально, в составе отряда Маджнуна действуют одновременно и бывшие омоновцы и сбоновцы из подразделений МВД и КГБ, бежавшие на Памир в конце 92-го, и бывшие (да и не только бывшие) контрабандисты из наркомафиозных структур. Наиболее колоритной фигурой из них до конца 1994 года был Абдуламон Аюнбеков, известный под кличкой Алеша Горбатый. Этот 34-летний глава наркомафии более десяти лет занимался контрабандой наркотиков, нагрел миллионы в валюте, а с началом войны всерьез увлекся политикой, закупил на свои деньги оружие и боеприпасы для всего отряда самообороны и стал одним из ведущих полевых командиров.
По замыслу оппозиции, отряд Маджнуна должен подчиняться Саламу, но разногласия между шиитами исмаилитского толка (каковыми являются памирцы) и суннитами не позволяют им объединиться всерьез и надолго и несколько охлаждают отношения соратников; действуют они на паритетных началах. Это беспокоит правительство в изгнании, заинтересованное в том, чтобы ванчско-дарвазские таджики не попали под влияние непосредственно памир-цев и эти две силы не объединились и не стали самостоятельной силой, занимающейся возрождением своей Горно-Бадахшанской области, а не исламским возрождением Таджикистана.Действует в Бадахшане и Политический Координационный Совет, ведущую роль в котором играет Ульфат-ханум Маматшоева. В прошлом она преподаватель русской литературы в вузе, потом сопредседательобщественного движения «Лали Бадахшон», давно занимается политикой и пытается координировать деятельность всех групп, в том числе и за пределами Бадахшана, в других регионах республики, чтобы Таджикистан не развалился и Памир не оказался взаперти.
Действуют здесь и политические силы, заинтересованные в том, чтобы Бадахшан отсоединился от Таджикистана и присоединился к России, как это было до известного постановления Сталина.
Действует и Коммунистическая партия. В Бадахшане самая крупная парторганизация: из 180-тысячного населения каждый десятый является ее членом.Все эти силы, несмотря на множественные разногласия, заинтересованы в том, чтобы российские пограничники охраняли здесь границу, так как понимают, что в противном случае Бадахшан станет провинцией Афганистана.
А какая жизнь в Афганистане, они все прекрасно знают, он у них перед глазами.Поэтому особых проблем с боевиками у пограничников не было. Не было до тех пор, пока не хлынули сюда летом 94-го объединенные заботой об исламском возрождении пришлые группы боевиков ДИВТ: пянджские, гармские, кумсангирские, каратегинские...

9.

В Рушане, где ныне находится третья застава Хорогского отряда, сохранилась старая крепость. Там на стенах вырезаны дембельские надписи. Самая древняя из них, вырезанная на бревне, гласит: «Казаки Оренбургского полка Корпуса пограничной стражи России 1898 год». И фамилии... Уже тогда наши предки охраняли здесь границу. Ее охраняют сейчас. Будут охранять и впредь.
Но охрана границы на территории ГБАО имеет свою специфику:
а) здесь полностью отсутствуют электросигнализационная система
и контрольно-следовая полоса, а кишлаки находятся непосредственно на берегу;
б)по обеим сторонам границы живут люди, связанные давними родственными и дружественными узами. В 20—30-е годы отсюда уходили богатые, осели на той стороне, но родственные связи сохранились, и они стараются их поддерживать. А Дарваз вообще был разделен пополам на зареСоветской власти: половину отдали Афганистану, а правобережье вместе с остальным Памиром подарили Таджикистану, когда обра;зовывалась Таджикская республика;
в) с начала гражданской войны памирцев считают сторонниками оппозиции, поэтому отряд находится как бы в окружении оппозиции и с той, и с этой стороны;
г) наши пограничники здесь почти в одиночестве. Нет подразделений МВД, МБ. Нет подразделений 201-й мотострелковой дивизии, так как здесь ни артиллерию не разместишь, ни танку негде развернуться. Только недавно создали тут дивизион МОРТа.А фланги здесь огромные, от заставы до заставы многие десятки километров;
д) с наступлением зимы пограничники (как и все населениеГБАО) практически отрезаны от внешнего мира: перевалы закрыты, авиация не летает из-за частой плохой погоды;
е) уровень жизни местного населения крайне низкий, многие находятся ниже черты бедности —правительство не снабжает область
продуктами. Помощь идет из Фонда Ага-хана IV, иногда полинии ООН. А постоянный голод и нищета не способствуют стабилизации обстановки на границе.
До недавних пор дивтовцы шли через границу только транзитом, т. е. занимались переброской оружия и группировок в тыловые районы Таджикистана. Здесь задерживаться для них смысла не было, так как на той стороне, в Афганистане, на этом участке нет их крупных баз вблизи границы, кишлаки все мелкие и нет соответствующей инфраструктуры. Но невозможность закрепиться в тылу и двуликая политика отрядов самообороны, старающихся во имя предотвращения войны в Бадахшане и им угодить, и с пограничниками не ссориться, привели к тому, что оппозиция положила глаз на Бадахшан, решив использовать его как опорную базу для зимовки, довооружения, перегруппировки и сосредоточения сил и средств, чем они и занялись после сентябрьского поражения в Тавиль-Даре.

10.

Итак, 28 сентября 1994 года я вылетел в Калай-Хумб. Тогда это была комендатура Хорогского отряда. Этим же бортом возвращался на участок и комендант — подполковник Анатолий Михеев, он выезжал в Душанбе встречать жену из России и теперь возвращался через Хорог к себе. Вел вертолет подполковник Александр Тимофеев, в то время командующий авиацией Группы войск Он проверял вертолетные площадки, и мы прошли от Хорога до первой заставы, откуда развернулись по щели обратно.

Стояла по-летнему теплая погода, Пяндж был мелкий, но мутный, горы выгорели до белизны, в живописных крохотных ущельях вдоль ручьев еще сохранилась зелень, на плоских крышах в редких кишлаках сушились на солнце какие-то плоды, кажется, хурма, и от этого все крыши были ярко-оранжевые. Но это на той стороне. На нашей ничего не сушилось, на нашей шла война.
За последнее время обстановка на границе резко обострилась. Боевики предпринимали попытки переправ, нападали на колонны, выставляли посты у кишлаков по всей дороге, останавливали наши машины, требуя, чтобы оружие не возили и все перемещения согласовывали с ними.
Продолжалась и контрабанда наркотиков. Афганцам, выращивающим и производящим этот доходный «продукт», проще менять его на товары здесь, чем тащить через перевалы в Пакистан, где и без того этого добра хватает.
Боевики шли на открытую конфронтацию. Начальник мотоманг-руппы майор Хоминский на глазах боевиков уничтожил переправу, и в ответ они через несколько дней подбили наш «бэтээр» из гранатомета. Механик-водитель рядовой Соловьев, оставшись без десанта, держался один в окружении боевиков, но машину не сдал. На помощь вышла бронегруппа под командованием Хоминского. Ее обстреляли в районе Бардича. Бронегруппа положила двадцать пять боевиков, другие засели в пионерском лагере. Их могли уничтожить, но тут были захвачены в заложники резерв двенадцатой заставы, отдельный пост.
Резерв был целиком таджикским, из памирцев (только один русский контрактник). Именно он отказался сдать оружие, хотя и вынужден был разрядить автомат, когда все остальные отдали свое оружие боевикам.


Заложников освободили на следующий день, и опять это сделал Хоминский, которого все в отряде называют дедом. А его начштаба, капитан Смаркалов, лично уничтоживший около десятка переправ, задержал «КамАЗ» с арабскими наемниками. Наши подловили их, загородили «бэтээром» дорогу в узком месте и предложили сдаться. Арабы помолились (на смерть идут, значит), приняли наркотики и приготовились к бою. Но в «КамАЗе», кроме наемников, были и мирные жители, взятые для прикрытия. Наши стрелять не стали. А когда те уехали, отпустив заложников, наши догнали их и взяли без боя.
На участке седьмой заставы была пресечена переправа силами временного пограничного поста (ВПП) «Хумраги». Шли с той стороны. А прикрытие было как с этой, так и с той. Когда наши обстреляли переправу, боевики от;крыли огонь из-за Пянджа и со стороны метеовышки. Потом подъехала автомашина с потушенными фарами, оттуда тоже начали стрелять.
Машина подъехала и к одной из застав на Калайхумбском участке. В ней было более сорока боевиков. Предъявили требования, начали стрелять. Начальник заставы вышел на переговоры, достигли соглашения, командир бандгруппы увел своих. Но вскоре они вернулись, и опять требования, опять перестрелка. Наши сожгли их «КамАЗ», убили одного и ранили троих. На этом дело и кончилось.
Вооруженная переправа была замечена. Нарушителей загнали на остров и уничтожили.
Была пресечена переправа и на участке первой заставы. Три афганца переправлялись на лодке ранним утром. Их подстраховывала группа. Наш наряд дал предупредительный выстрел, и по нему был открыт огонь с сопредельной стороны. Одновременно с этим на помощь прикрытию выдвинулась еще группа с постоянного поста боевиков, оттуда же начал работать пулемет. Наряд нанес огневое поражение.
В самом Калай-Хумбе пограничники выехали на пресечение переправы. Толпа начала разбегаться, и по «бэтээру» из-за дувала сработал гранатомет. Выстрел попал чуть ниже крышки люка, и взрывом разнесло голову младшему сержанту контрактной службы Евгению Доровских.
Боевики сами же убили того, кто стрелял из РПГ. У него была кличка Абба, он из банды Джумы.
Сам Джума пришел из Афганистана еще летом и успел тут так напакостить, что от него отвернулись многие здешние командиры. Он брат Ризвона, министра обороны правительства в изгнании, и редкой подлости человек (это у них семейное). В тавильдаринских боях он не участвовал, сидел на дороге и грабил колонны с агахановскими гуманитарными грузами: муку, теплые вещи, медикаменты. Пограничники загнали его в ущелье, и он засел там в кишлаке Убагн, не имея возможности выйти к границе. У него осталось около тридцати человек, и он выставил два поста на входе в ущелье. Но сам, без посторонней помощи, выйти к Пянджу не мог, а помогать ему никто не хотел, так как он устроил беспредел в ущелье (там пять кишлаков): грабит жителей, требует себе ежедневного пополнения «гарема», зверски изнасиловал до смерти девятилетнюю девочку.

11.

Калай-Хумб называют воротами Памира. Именно сюда выходит дорога из глубины республики, отсюда она тянется вдоль Пянджа через весь Бадахшан. А вообще название этого кишлака, столицы Дарваза, переводится как «Крепость на дне кувшина». Это действительно яма. Очень живописная, цветущая, но все-таки яма. Кишлак, известный с древнейших времен, представляет собой длинную улицу вдоль Пянджа, со всех сторон окруженную горами. На той стороне, за Пянджем, афганский кишлак Нусай. С нашей стороны стекает в Пяндж речка Оби-Хум-боб. С правой стороны — за забором и развалинами интерната — упомянутая выше речка. С левой — убогие постройки кишлака. За постройками, за узкой полосой песка — круто вздымающиеся вверх горы. И комендатура оказывается на самом дне упомянутого дна, с трех сторон обложенного господствующими вершинами.
Своими воротами комендатура выходит на улицу, которая в этом месте исполняет еще и функции центральной площади (тоже единственной в кишлаке): здесь курится культурный очаг, тлеет административная жизнь и расположен штаб боевиков. До него метров семьдесят, и там кипит-бурлит активная вооруженная жизнь.
Активная жизнь закипела и по эту сторону транспортной артерии. Уже было принято решение о создании к седьмому ноября 1994 года на базе Калайхумбской комендатуры пограничного отряда, требовалось провести отчетно-учетные разъединительные мероприятия, а тут еще обстановка накалилась — боевики откатывались с Хабу-Рабата, а наша колонна накануне подошла из отряда, и так получилось, что к этому дню, 28 сентября, когда я сюда приехал, собрались через дорогу от боевиков и на участке комендатуры совершенно разные люди, прибывшие по линии своих служб налаживать одно общее дело: подполковник Игорь Комаров — заместитель начальника Хорогского отряда, полковник Владимир Суматохин — начальник отдела воспитательной работы управления Группы, полковник Михаил Савенков — заместитель начальника ОВО, подполковник Геннадий Тихонов — заместитель начальника ОВО по вооружению, старший лейтенант Сергей Гавриленко — только что переведенный сюда с должности начальника первой заставы, старший лейтенант Сергей Кузьмин, капитан Николай Пестриков — из «артиллерийской» службы отряда, старший лейтенант Андрей Нежданов — из инженерной службы, старший лейтенант Александр Маругин — спец по связи, старший техник прапорщик Виктор Коваленко, а также капитаны Юрий Юдин, Евгений Стародонов, Рюмин.
Меня, как человека сугубо гражданского, далекого от службы и ратных дел, зашвырнуло в эти события самым привычным мне образом — по случаю.

12.

Стрельба началась в три часа дня. Длинные автоматные очереди и беспорядочная пальба из множества единиц оружия, сопровождаемые торжествующим ревом, загремели за воротами комендатуры и покатились вдоль забора по центральной улице кишлака. Это боевики Хакима под командованием Черной Руки на «КамАЗах» перебирались из Паткуноба куда-то на зимние квартиры и, проезжая через Калай-Хумб, решили попрощаться со своими и проверить нервы пограничников.

Стрельба еще не успела затихнуть, как Комаров дал команду задержать колонну и разобраться. В канцелярию пришел Михеев, он был в лихорадке, болел малярией, к тому же только сегодня вернулся из поездки, но это его участок, и он стал собираться, приказав готоить резерв для выдвижения за колонной. Колонна уже проскочила первый наш пост и шла в направлении пятой заставы под кишлаком Кевроном.
Выяснилось, что утром приходил к Гавриленко, исполняющему обязанности начальника штаба комендатуры, руководитель Ванчско-Дарвазской группировки Мухам-мади. Накануне вечером сюда пришла из Хорога колонна с агахановской помощью, привезла муку. И Мухаммади предупредил, что на трех машинах вместе с мукой, которую надо было забросить куда-то по пути, поедут ребята Гоибназара, возвращающиеся к себе на Язгулем, у них, мол, бензина своего нет и прочие трудности, просил пропустить их через посты. Все перемещения вдоль границы вооруженных лиц как с их, так и с нашей стороны согласовываются по взаимной договоренности между пограничниками и руководством самообороны. Гавриленко дал разрешение. Но вместо группы Гоибназара поехала на этих машинах пришлая банда Черной Руки, да еще и стрельбу устроила.
Удалось разыскать Мухаммади, Михеев взял его с собой на переговоры и выехал с резервом в направлении заставы. Был дан приказ постам на участке задержать колонну.

13.

Пятая стоит прямо у дороги, и заслон выставляется просто: из ворот выкатывается БМП, и объехать ее нет никакой возможности. Чуть выше заставы стоит казахский пост. Увидев заслон, боевики затормозили и развернулись к бою. Муки в их машинах, конечно, не было, зато хватало снарядов, мин, тяжелого оружия.

— Мы только и занимаемся, что тренируем боевиков разворачиваться и сворачиваться,— сказал Комаров и приказал по связи задержать колонну до прибытия коменданта.
На переговоры к боевикам вышел заместитель начальника заставы лейтенант Селюк, Боевики обступили его. Черная Рука тряс у него перед лицом своей черной рукой и кричал, что он Черная Рука, а потому ему все позволено. Затем Селюка оттащили от ворот, объявили заложником; пытались отнять оружие, кто-то ударил. И Селюк взвился. За неделю до этого (после того, как Леша Горбатый пытался захватить заставу и разоружил местную ее часть в лице нескольких пограничников-памирцев) Костя Селюк подал рапорт командованию с просьбой о переводе из отряда, так как он не, понимает целей и задач погранслужбы здесь, когда всякая шваль берется оскорблять российских пограничников, а они не имеют права ответить на это соот;ветствующим образом.
Врио начальника заставы лейтенант Безвесельный, увидев заварившуюся кашу, приказал освободить дорогу и пропустить колонну, так как любой выстрел в этот момент мог привести к непредсказуемым последствиям. Выстрел, кстати, прозвучал. Никто не понял, откуда. Позже выяснилось: в результате неосторожного обращения с оружием был ранен врач Казахстанского батальона старший лейтенант Хакимов.
БМП вкатили обратно. Колонна прошла дальше. За время разбирательств у заставы к людям Черной Руки присоединились еще несколько машин боевиков. В результате из Кеврона вышли девять грузовиков и два «уазика». В переднем «уазике* сидели сам Ха-ким, Гоибназар и Черная Рука. В колонне насчитывалось порядка двухсот боевиков, масса оружия и несколько десятков заложников из числа военнослужащих МОРТ, взятых в плен при Тавиль-Даре.
— Мы сейчас ваш пост «Висхор» разнесем вдребезги,— сказали боевики на прощание и поехали.
Следом за ними с заставы, не дожидаясь подъезда коменданта, выехали в погоню на «шишиге» пограничники: капитан Юдин, лейтенант Селюк, старший лейтенант Нежданов, прапорщик Коваленко, российские и казахские солдаты.
— Ну, они камикадзе,— сказал подполковник Комаров и попытался через пятую выйти на связь с «Висхором».

14.

До Висхорского ущелья от заставы больше двадцати километров. Перед ущельем стоит на склоне горы наш пост «Висхор», там несет службу казахский взвод. На противоположном склоне, у входа в ущелье — пост Джумы. Такой же пост и напротив, на склоне горы по другую сторону речки. Эта речка и узкая дорога между крутых обрывистых склонов и являются устьем ущелья. Через речку — деревянный мост. Он давно заминирован какой-то из банд. Итальянская противотанковая мина с доморощенным взрывателем от ручной гранаты (элементарным запалом) установлена под настилом слишком низко, поэтому транспорт, даже груженный, с известной долей осторожности может пройти через него, что он и делает, только при этом не надо торопиться.
Проскочив по изгибистому проходу между каменными завалами на дороге под казахским постом, колонна обогнула гору и спустилась к входу в ущелье. Здесь колонна затормозила, ожидая, когда первый «КамАЗ» пройдет через заминированный мост. Тут их и нагнали пограничники. Дали предупредительную очередь. По ним сработал пулемет с дальнего поста Джумы. И началась перестрелка.
Первая машина уже выбиралась на гору и готова была уйти за поворот, когда ее подбили из гранатомета. Тут же подбили и последнюю. Машины вспыхнули, в них начали рваться снаряды, люди посыпались за борт. Завязался бой. Не прошло и несколько минут, как полыхали уже семь грузовиков, двум «КамАЗам» удалось прорваться и уйти, «уазики» свернули в ущелье.
Казахи получили приказ на задержание, когда колонна уже проходила мимо поста. Они бегом выдвинулись через гору, смели с позиций на противоположном склоне пост Джумы и, захватив брошенное бандитами оружие, в том числе и тяжелое, с верхних окопов подключились к бою.
Было около шести вечера. Уже стемнело. Рвались снаряды, гранаты, мины. Лохмотья гари разлетались по горам. Боевики залегли на склоне у дороги, там заросли, речка, крутой обрывистый берег. Пограничники били сверху (с поста Джумы) и сзади. Заложники метались по дороге между двух огней, бежали к своим, но получали сзади выстрелы от боевиков.
Подошел резерв подполковника Михеева и сразу включился в бой. Боевики по речке отступили в ущелье, унося с собой раненых и убитых.
Мухаммади приехал вместе с Михеевым. Ему нашли белую тряпку, и он махал ею из-за скалы, кричал своим, чтобы прекратили стрелять, потом вышел на дорогу. По нему дали очередь из ущелья — и он прыгнул за камень, бросил белый флаг, махнул рукой, сел в свою машину и уехал.
У Михеева были с собой минометы. Преследуя противника, он углубился в ущелье, но было уже темно, слева нависала гора и была возможность обхода противника сверху. Поэтому Михеев отошел к мосту и оттуда начал обрабатывать ущелье из минометов.
С нашей стороны были четверо контуженных и один раненый — казах с пятой заставы, младший сержант Раджа Батырханов. Пуля попала ему в ногу, порвала вену, и он истекал кровью. Из-под огня его вытащил Селюк. Раненому оказали первую помощь, но спасти парня не удалось, он скончался, не доехав до заставы. Это был первый погибший казах здесь.
Много раненых и убитых оказалось среди заложников. Были убиты также четыре гражданских водителя и трое ранены.

15.

В комендатуре никто не знал, куда ехали боевики. По одним сообщениям, они собирались на Язгулем, по другим — на Ванч, к Саламу, по третьим — намеревались переночевать на асфальтовом заводе (у поворота на Ванч) и с утра двинуть на Хорог.
Как бы там ни было, бой продолжался на Висхоре, и в район столкновения выдвинулся из комендатуры резерв второй очереди под командованием начальника Гродековской мангруппы майора Боборея. В комендатуре осталось всего лишь сто человек, вместе с больными в санчасти, женщинами и гостями. Шел бой, следовало ожидать ответной реакции боевиков здесь, и перед комендатурой встала задача на оборону. Игорь Комаров руководил действиями пограничников на всем участке границы, Сергей Гавриленко — на территории комендатуры. Людей — в окопы, заставам — в готовность перейти к непосредственной обороне. Коменданту передали распоряжение командующего из Душанбе: вести бой до полного уничтожения бандгруппы.
Заинтересовалась боем и Москва. Оттуда по цепочке безобразно работающей связи «Москва — Душанбе — Хорог — Калай-Хумб — 5-я застава — Висхорское ущелье» требовали отчета от Михеева: что произошло, как разворачивались события, сколько убитых, раненых, их фамилии, звания, каковы потери у боевиков, какое оружие захвачено? Там еще шел бой, горели машины, рвались снаряды, минометы обрабатывали ущелье, а Михееву предстояло выполнить распоряжение, чтобы потом по цепочке связи пошло назад многократно повторенное:
— А единица, двойка, тройка, единица, двойка, тройка, группа бородатых, бородатых, прошла, прошла, в направлении нашего, нашего, а понимай, понимай, эти, эти, который с рукой, с рукой, ты понимаешь? понимаешь? да, да, да нет, ну, индеец, индеец, который с рукой, Чингачгук, ты понимаешь? А три карандашика, карандашика, цепочка...
Это выглядело вроде бы нелепо. И главное, все это понимали. Но установленный порядок есть порядок, на то он и установлен. И всю ночь офицеры в канцелярии, меняя друг друга, пытались втолковать в телефонную трубку требуемые сведения.

[Кирилл/Нестеров Владислав]

16.

Двадцать восьмое сентября 1994 года оказалось на редкость затянувшимся днем.
К восьми вечера на КПП явился Леша Горбатый с двадцатью боевиками. Вообще это не его зона, но здесь, в Калай-Хумбе, находился в то время один из его отрядов — триста рушанских боевиков. К тому же он отвечал за сопровождение колонн с гуманитарной помощью и за машины, на которых уехали боевики Хакима. Леша был в цветастой тюбетейке, ярком атласном халате поверх олимпийки, полуботинках на босу ногу и в присущем ему бешенстве. В горячке он чуть ворота не снес.Он еще не знал, что машины сгорели и есть убитые, но опытным нюхом контрабандиста и финансиста чуял жареное и опасался, что вину за случившееся возложат на него: именно он должен был доставить машины в Хорог, но понадеялся на Мухаммади.
В начале девятого подъехал с правого фланга полковник Савенков. Его здесь все знают, он прослужил на Памире двадцать лет, местные жители его уважают,считают земляком, и он пользуется большим авторитетом даже среди боевиков. Вместе с Комаровым он вступил в переговоры с разгневанным Лешей.
Еще через полчаса в комендатуру пришел Мухаммади, вернувшийся из ущелья.С ним был Мирмухаммад Сангов, председатель райисполкома.Сангов всплескивал руками:
—Ах, большая война начнется! Большая война начнется!
Мухаммади руками не всплескивал, он был настроен решительно:
— Вас Нероев прислал сюда выселять боевиков, а вы вон что делаете, не даете пришлым уехать. Мы сейчас пойдем на Висхор с вами воевать.
И ушел в свой штаб поднимать людей.
Пока в ущелье работали минометы, комендант поехал на пятую заставу пополнить боезапас и горючее. Туда же отвезли освобожденных заложников. Многие из них были ранены, трое — тяжело. Везти их в комендатуру было нельзя, так как возможно было нападение с целью их повторного захвата.На пятой,для усиления,остался и резерв второй очереди.
В начале десятого вечера Мухаммади со своими помощниками и Леша Горбатый в сопровождении свиты телохранителей опять явились на переговоры. Вообще-то они заинтересованы были в том, чтобы пришлые группы отсюда ушли, но не ожидали, что дело обернется таким образом и надо будет выбирать — либо идти на конфронтацию с пограничниками, либо выступить против своих. Леша Горбатый, маленький, худой и необычайно нервный, психовал больше всех. У него вообще такой стиль работы:кричать больше всех,распаляться,заводить других, а когда все вокруг начинают орать—неожиданно умолкнуть и наблюдать,как другие выясняют отношения и что он с этого может иметь.Но стоит им только успокоиться,как Леша опять заводится,кричит,всех грозится уничтожить и мечется как угорелый, так, что его телохранители едва успевают стволы поворачивать в направлении его взгляда.

17.

После переговоров несколько групп боевиков двинулись из Калай-Хумба:то ли для выставления постов,то ли для диверсионных действий.На пятую передали,чтобы там были готовы,возможно нападение группы боевиков самообороны и ДИВТ.
С третьей заставы в комендатуру подошел резерв.
С шестой сообщили,что задержан «КамАЗ»,в нем два раненых боевика,просят пропустить их на Ванч,в больницу.
По радио передали,что поднимаются Ванч и Язгулем.На Язгулеме собралось четыреста боевиков, но их число может увеличиться до тысячи.Мобилизационные возможности Ванча гораздо больше, там властвует Мухаммади.Боевики Ванча уже собрались в дорогу.Задержать их может седьмая застава,она в долине,но в очень неудобном месте,и,значит,ее блокируют.
На афганской территории поднялись моймайские группировки ДИВТ,готовые поддержать своих в ущелье.
А в ущелье тем временем продолжался бой.Комендант Михеев блокировал выход из него.Там оказались заперты Джума,Мулло Умар,Гоибна-зар,Хаким,Черная Рука со своими боевиками. К ним следует прибавить еще две с половиной тысячи боевиков в различных группах на участке.Плюc в каждом доме есть оружие,могут подняться еще.Перед Комаровым встала задача организовать оборону на всем участке границы.
Всех женщин комендатуры собрали в одной квартире,где есть погреб,выставили часовых.
Лейтенант Марина Лядова,начальник ПМП,вооружившись гранатами,подготовила больных санчасти к самообороне.
На первой умерли от ран двое из освобожденных заложников.С шестой передали:подошла еще одна машина,в ней четыре раненых боевика,просят пропустить их в больницу.Команда отсюда: пропустить и записать фамилии.
За полчаса до полуночи сообщили:едет Салам с охраной.Пропустить?
— Да!И предупредите пятую.
Салам уверен, что он здесь самый главный,он-де все может.Но пришлые группы его не очень-то слушают.
За ночь Леша Горбатый прибегал в комендатуру еще дважды.Кричал,плевался,обещал всех уничтожить.Потом успокоился,исчез.Явился рано утром,скорбный,молчаливый:в ущелье погиб его родственник,надо забрать труп.
Солнце только вставало,было еще прохладно,по Пянджу тянул ветерок.Солдаты сидели в окопах. Боевики развернули пулеметы и гранатометы напротив ворот КПП.По двору комендатуры лениво прошли две свиньи(черная и белая)в сопровождении собаки.

18.

Салам не приехал,дорога была заблокирована сожженными «КамАЗами»,они стояли в узком месте, и их надо было убирать.
Пришли из Хорога два борта для проведения разведполета над ущельем.Третий борт стоял на верхнем плато,в аэропорту.
Пришла директива главкома:закрыть вход в ущелье,поставить там ВПП,никого не пускать.В Душанбе решался вопрос о выдаче трупов.
В половине девятого пришел Халифа—главный представитель духовной власти здесь,наместник живого бога по Памиру.При нем двое—один в костюме,директор завода,родственник Халифы, другой в камуфляже.Попросили бензин и простыни.
— Там погиб внук Халифы.Отец с сыном ехали попутчикамина машине,оказались на месте боестолкновения:отец ранен,сын убит.Надо быстрей забрать,сегодня хорошая погода,труп испортится быстро.
Им объяснили, что там с горевших машин раскидало мины,снаряды,гранаты—опасно ходить.Но они продолжали стоять на своем.
На Висхор к месту боя приехал канадец из фонда Ага-хана.Глянул на раскиданные «эрэсы»,мины итальянские,оружие китайского и румынского производства,руками развел:
— И зачем мы сюда помощь присылаем,здесь же черт знает что!
Один хорогский житель,водитель,приехал за своим родственником,тоже водителем,разыскал труп, расплакался.
—Вы,русские,во всем виноваты,вы таджиков убиваете.
Долго не мог успокоиться,приводил все новые и новые обвинения:
— Вы,русские,во всем виноваты,вы наемники,за деньги Рахмонову служите.
И, наконец, сел возле убитого и тоскливо подвел итог:
—Вы,русские,всегда во всем виноваты,вы Союз развалили.
Приехал за своим родственником и Леша Горбатый.Нашел труп,заботливо упаковал его в спальный мешок,охранники отнесли его к машине.Леша,бормоча что-то,аккуратно уложил усопшего,устроил поудобнее и пошел за скалу,в ущелье,переговорить с Хакимом.Поговорив и пожав друг другу руки,тепло расстались:Леша пошел к своей машине,Хаким с Черной Рукой сели в «уазик», поехали в глубь ущелья.Тут подлетели вертолеты на разведку,пошли над ущельем. Хаким со своими людьми выскочил из машины,начал стрелять.Одновременно со стороны Афганистана ударила по вертолетам очередь из ДШК.Борты развернулись и «отнурсовались».На горной высоте и по ущелью загрохотали взрывы.
Леша бросился к своей легковушке,вышвырнул оттуда труп родственника и бухнулся на сиденье.
—Ты зачем труп бросаешь?—спросил его капитан Стародонов,—Ведь родственник все-таки.
—Что я,дурак? Стреляют же!—заорал Леша и приказал водителю:—Гони!
Машина резко рванула с места.

19.

Леша явился в комендатуру взъяренный.На нем был роскошный контрабандный камуфляж,автомат «Узи» новейшей модификации,кобура с пистолетом на боку.Было видно,что он готов к решительным действиям.
— Меня не пропускали!—орал он.—Меня на пятой задержали какие-то сопляки!Я им говорю:я
еду за трупом,позвоните в комендатуру,есть разрешение.Они еле-еле позвонили.На обратном пути меня опять задержали!Я им говорю:у меня есть разрешение,вы же звонили.Они мне:было разрешение пропустить туда,но не было разрешения пропускать обратно.Я мог бы вырезать всех этих сопляков!Но я не хочу крови.Я хотел в ущелье мирного урегулирования вопроса.А меня авиация бомбила!
Его охранник—в бронежилете поверх майки,с огромным шарфом вокруг шеи,с румынским автоматом на вытянутых руках и в кожаной перчатке,предохраняющей левую руку от перегрева,—не сводил ствола с лица Комарова.
Комаров,усталый,сидел в курилке у штаба,выслушивал обиды горбуна и дико хотел спать после бессонной ночи.На Лешу это подействовало успокаивающе.Он огляделся по сторонам,в поисках,куда бы сбросить остатки негодования,и наткнулся взглядом на троих ооновцев(все трое таджики),пришедших к Комарову поговорить о правах человека.Представители ООН озабоченно сосредоточились.
Леша рявкнул им что-то по-таджикски,они вытянулись в струнку,он наорал на них и послал кудато.Они четко повернулись и пошли.
—Не дают работать нормальным людям,—пояснил Леша Комарову и сообщил,что он «КамАЗами» перегородил дорогу у комендатуры,выставил свои посты и теперь никого отсюда не выпустит.
Обстановка на участке накалялась.Боевики приготовились к бою.На всех трех вершинах вокруг кишлака(в том числе и на афганской стороне)были установлены ДШК.В Калай-Хумбе и на Кевроне боевики перекрыли дорогу.На выезде в сторону Душанбе установили ДШК и миномет.С другой стороны поставили зенитную установку.С Ширга и других окрестных кишлаков подъезжали на грузовиках вооруженные люди, бегали с взведенными автоматами и гранатометами по центральной улице,занимали позиции вдоль забора комендатуры,в домах и навысотках.«Крепость на дне кувшина» стала действительно крепостью на дне.
На КПП пришла толпа местных граждан,требуя встречи с командованием.
Пропустили двенадцать человек—это были пять плачущих женщин и семь задумчивых мужчин.Делегация расположилась в курилке(самое просторное место на территории комендатуры),выразила свою озабоченность:
—Такого еще не было в Калай-Хумбе.Из-за моджахедов не должен страдать народ.Мы всю жизнь смотрели на Россию,и свое будущее без России не представляем.Но если ваша бронетехника выйдет —здесь каша будет.Не дай Бог хоть один случайный выстрел.Двадцатичетырехтысячное население района может пострадать.Все закрыто—учреждения,школы,предприятия,сейчас везде плач.Был авиационный налет в Висхоре,а они запрещены.У нас здесь представители ООН есть, представители Ага-хана—у них связь.Может быть,они решат?Только не надо выводить бронетехнику,не надо применять оружие.Нельзя,чтобы из-за каких-то групп весь народ пострадал.Но посредничать в переговорах мы не можем,боевики нас не слушают.Убедительно просим,чтобы не выводили бронетехнику,а то не моджахеды пострадают,а мирные жители... Мирные жители не подозревали, что единственный танк,грозно торчащий на центральной аллее комендатуры с наведенной на ворота пушкой,был давно не на ходу и не мог бы доползти даже до ворот.
БМП,показательно сосредоточившаяся в направлении тыла,была вообще без двигателя и ремонту не подлежала.Бэтээр еще двигаться мог,но в основном не туда,куда надо,у него к тому же были какие-то проблемы с пушкой.Часть техники была на выезде,у коменданта.Оставшейся не хватило бы для ведения каких-либо серьезных действий.Было,правда,одно грозное оружие — «Град».Но его пригнали только позавчера,с колонной,замаскированной под дрова.Сейчас его размаскировали,совершенно новенький,сияющий,но он еще был не установлен,не пристрелян, снаряды еще надо было отдирать от масла.В общем,пограничники могли рассчитывать только на себя,свою решительность,умение вести переговоры с боевиками и тот азартный дух российского солдата,который у подлинного профессионала появляется всегда,когда дело доходит до настоящей работы.

20.

Ближе к полудню по просьбе обеспокоенных трудящихся пришли на переговоры в комендатуру основные руководители боевиков:Мухаммади—главный,Махмадали—его начальник политотдела,Амир— начальник службы безопасности у Мухаммади,Махма-дулло—политический координатор правительства в изгнании здесь,Абдуламон Аюнбеков—он же Леша Горбатый,Панчшанбе—его первый зам,Якуб,Ислом,Давлатшо и прочие полевые командиры и горные политики.

Расселись в курилке вокруг урны,символизирующей круглый стол.Вокруг самой курилки рассредоточилась многочисленная охрана—стволы,пуштунки,гранаты,халаты,пулеметные ленты, бороды,кожаные куртки и камуфляжи всех фасонов и расцветок...
—Я красный цвет вообще не переношу,—набычившись,сообщил какой-то крупный(по должности и телом)боевик и тяжело задышал в окружающее пространство.
Я посмотрел вокруг.Если здесь и было что красное,так это его налитые кровью глаза;даже полоса на Государственном флаге России давно выгорела на беспощадном солнце.
Остальные дружно поддержали разговор:
— Я отрежу российскому солдату голову!—заорал Панчшанбе,такой же истерик,как и Леша Горбатый,но,не в пример своему командиру,высокий и мордастый.—Я полтора года воевал в Афганистане с русскими!Я и здесь,если командир проявит нерешительность,уйду от него и буду воевать с русскими!А потом уйду в Афганистан.Пусть третья мировая война начнется!
— Вы молчите,а потом выходите и убиваете мирный народ!Наши кишлаки за деньги бомбите!
— Меня задержали,пугали!А я мог бы взять и вырезать всех этих сопляков!Мне трупы не дали забрать!
— Всех буду резать!Всех резать!Ни один русский отсюда не выйдет!
— Ставьте посты на реке,бомбите переправы.А дороги не смейте касаться.Это наша дорога! Здесь мы решаем, кому куда ехать!
— Теперь эти пришлые ребята будут ваши заставы бомбить!У них ракеты,снаряды...
Третья мировая война начнется!
— С землей сровняем все!Ни один пограничник живым не уйдет!
—Всем голову отрежу!Всех буду резать!А потом уйду в Афганистан...
—Ваши офицеры всегда пьяные!Нагло останавливают наши колонны,машины,меня задерживают,а от них исходит запах спиртного!Да разве трезвый человек погнался бы с двумя десятками солдат за двумя сотнями хорошо вооруженных людей?Нет, конечно!
Они гнались за ними тридцать километров,и от них исходил запах спиртного!
—Вот есть река,граница,вот и стойте лицом к ней!А что на дороге делается—вас не касается!
—Пусть теперь третья мировая война начнется!..
Особенно рьяно ратовал за мировую войну пожилой агрессивный мужчина,известный под кличкой Холдор Иваныч.
Когда-то он работал завмагом в здешнем военторге,был изгнан из комендатуры за растрату и нашел свое место в политике.Но старая обида давала о себе знать,терзала,мучила его неоцененную коммерческую душу,и он с каким-то агрессивным злорадством не уставал повторять своим бывшим покупателям,что уж теперь-то грянет она,долгожданная,мировая,и каждому воздастся по заслугам его...
—Все!—подвел итог Мухаммади.—Всем нашим из отряда выйти.Если есть среди солдат таджики — пусть тоже выходят.А русских я отсюда не выпущу.И техника отсюда не выйдет,даже на вертолетный аэропорт.Пусть будет война!

21.

Пока велись переговоры,местные жители по приказу боевиков ушли из поселка.Люди бежали с узлами,баулами к мосту через Оби-Хумбоб и дальше в ущелье.Кишлак приготовился к бою.
Комендатура была обложена боевиками. К обеду погода испортилась и стал невозможен вылет вертолетов. В половине четвертого позвонил Мухам-мади и сообщил, что его брат Салам выходил на связь и отдал распоряжение, которого он давно ждал,— открывать огонь по пограничникам, поэтому он блокировал комендатуру и требует, чтобы пограничники открыли Висхорское ущелье, иначе через час они начнут стрелять.
Из Хорога вышел на связь полковник Нероев, сказал, что, как только распогодится, прилетит сюда с целью нормализовать обстановку и заодно провести служебное разбирательство по поводу того, что пропустили вчера колонну на пятой и ее пришлось догонять. По решению командующего Группой генерал-лейтенанта Анатолия Чечулина всем оставаться на местах, коменданту с людьми из ущелья не выдвигаться.
В половине пятого пришел в комендатуру Мухаммади, он был в бешенстве: по радио передали, что в Душанбе состоялась пресс-конференция с участием пограничников, где представитель правительства сообщил журналистам, что силами пограничников России с участием отрядов самообороны Бадахшана в Висхорском ущелье ликвидирована банда Джумы.
— Вы не их, вы меня подставили! — кричал Мухаммади.— Хотите благодарность заслужить от этого петуха — Рахмонова? Я лично против Джумы! Но если Ризвон подключится, здесь будут одни трупы! Кем вы нас выставили перед нашими братьями?!
Высокий, крупный, обычно спокойный, с большой черной бородой, с крутым орлиным носом, всегда аккуратно причесанный и одетый, он в этот момент уже не сдерживал себя. Что там случилось на пресс-конференции — по-восточному тонкая политическая игра, чей-то дальний расчет или сказался эффект испорченного телефона...
— Приедет завтра Нероев, я ему все скажу. Сядем поговорим. Это вы во всем виноваты! Люди Хакима не стали бы первыми стрелять! Кто дал команду открыть огонь? Почему начали бой?!
К вечеру боевики привезли из ущелья трупы. Своих повезли хоронить, а пять чужих положили в ряд перед воротами КПП: трое военнослужащих МОРТа, один гражданский из кишлака Егил и подполковник Дадобаев, бывший военком, уроженец этого района, служивший в МОРТе, хотя, по информации спецслужб, он, находясь в плену у Хакима, заложником не был,даже ходил с оружием.
Одновременно наметилось движение боевиков на позициях над кишлаком. Погода все больше портилась, тучи заволокли небо, быстро темнело. А у комендатуры было очень уязвимое положение.

22.

В 19.30 подошел резерв с пятой заставы: капитан Юдин, лейтенант Селюк, бойцы, техника. Им удалось добраться до комендатуры под прикрытием Салама. У Салама в Кевроне сломалась машина; пока ее ремонтировали, он проводил разбирательство. Потом пограничники поехали за ним, якобы затем, чтобы провести через свои посты, а на самом деле — чтобы проскочить за ним через многочисленные посты боевиков. Вместе с Саламом приехал Маджнун, главнокомандующий памирских боевиков.
Коменданту в ущелье нужны боеприпасы, осветительные и боевые мины, горючее. Завтра, когда будут идти переговоры, надо будет под шумок отправить все это с Селюком на заставу и дальше, замаскировать под дрова.

23.

Утром следующего дня со стороны Хорога показался борт. За ним — второй, третий...
Боевики запаниковали. Была договоренность, что прилетит из Хорога один вертолет с полковником Нероевым. Все остальные они грозились расстреливать в воздухе. А тут уже седьмой борт пошел по щели над Пянджем. Боевики понервничали, посовещались, сели в машины и поехали в район аэропорта.
На площади у КПП по требованию боевиков собрался «стихийный» митинг, местным жителям предлагалось выразить свое возмущение российской военной экспансией. На митинг пришел и Салам. Его люди окружили толпу и контролировали гражданскую активность сельчан. Вернулись из аэропорта машины с боевиками и тоже включились в разговор.
Тут как раз прибыли из аэропорта Нероев, генерал Архангельский, полковник Бузубаев — заместитель командующего погранвойсками Казахстана. Высадился и прибыл десант — солдаты Камень-Рыболовской мангруппы, которой предстояло сменить здесь Гродековскую ММГ (она должна была сняться еще три недели назад). В отдельной машине, окруженные придворными журналистами, подъехали представители официальных властей и общественных организаций: Ульфат-ханум Маматшоева — от политического координационного совета, Сайд Шарипов — заместитель Салама по Совету джихада, председатель облисполкома Замиров, прочие.
Боевики в панике бегали по улице, наводили гранатометы на проходящие машины и не знали, что предпринять.
Борты садились, поднимались, кружили, осуществляли прикрытие, уходили, возвращались вновь с людьми и вооружением. Всего за день в Калай-Хумбе село около двадцати бортов.

24.

Все участники конфликта собрались в комендатуре: пограничники, основные руководители боевиков, политические и общественные деятели, делегаты от масс, официальные хозяева района, областные хозяева районных хозяев, гости. И потекла беседа.
Полковник Нероев:
— Зона кишит вооруженными людьми: дивтовцы, уголовники, наркомафия. Здесь будет выставлен погранотряд. Мы не вмешиваемся во внутренние дела республики, но и не позволим вмешиваться в наши дела. Тем более не допустим силового давления. Этот случай — результат агрессивной политики вооруженных групп, которые спустились с перевала и пытаются взять под контроль пограничную зону. Если бы не погранвойска России, население здесь давно было бы растерзано.
Сангов, председатель райисполкома:
— Население района в течение двух месяцев было без продуктов. Нам помогли отряды самообороны, доставили сюда помощь. Теперь машины сгорели, водители убиты, еще многих убитых не нашли. Если техника пограничников выйдет или прозвучит выстрел — здесь шестьсот хозяйств поднимутся. Нас от пограничников отделяет только забор.
Мухаммади:
— Ко мне пришел Гоибназар, сказал, что надо ехать. Я пришел в комендатуру, согласовал. Потом мне доложили, что они прошли нормально все посты, ни в кого не стреляли, а тут лейтенант с солдатами преследовали их и стреляли. Я успокоил ребят, зашел к Савенкову — он ничего не знает. Пограничники утаили от нас причину нападения.
Леша Горбатый:
— Меня зовут Алеша, меня здесь все знают. Я сопровождал сюда колонну, встретился с Раисом, он рассказал, какие проблемы у них. Я сказал: мы займемся этими делами. И вот... Пограничники ведут себя плохо. Перегораживают дорогу, по два часа держат, с гранатометами, пулеметами... Я сказал: мы едем в Дарваз, пусть стволы уберут. А они: у нас такой приказ. Еле-еле привез муку. Здесь пришлые собрались, чтобы ехать на свои места. Бензина нет. Вынужден был посадить их на эти машины, чтобы боевые действия на территории Бадахшана невели. А вечером узнал, что там стреляют. Пришел сюда, говорю: там мирные люди! А они: приказ у нас. Утром пришел опять: надо ехать, трупы собирать. Поехал — в меня вертолеты стреляли, я даже мертвых не взял. Солдаты смеялись. На Кевроне офицер вышел пьяный, палец на спусковом крючке. Мои люди поблизости были, но я не стал стрелять, чтобы мирные люди не страдали. Мы не стадо и не бараны! С Россией мы не сможем воевать, но чуть ей повредим. Пусть тысячу наших убьют, мы сто убьем! Ислом, полевой командир:
— В ущелье было много трупов. И видно, что к реке их таскали, топили. Мы с пограничниками раньше мирно жили. Но мы можем и сами закрыть границу, наш генерал дал приказ. А что пограничники делают, какие у них тайные приказы? Здесь наш дом!
Махмадулло:
— Двенадцать дней назад у нас была встреча с командованием комендатуры по поводу провокации на Кевроне. Чтобы разрядить обстановку, мы сняли свои посты. Но этот случай был по случаен! Кевронская группа — особая, она не подчиняется коменданту. Сами себе нашли причину, будто избили офицера, и поехали стрелять!
Заведующий районом:
— «Голоса» передают, что в этом инциденте заинтересована Россия. Мы не верим. Россия ни при чем. И силы самообороны тоже заинтересованы в мире. Мы будем защищать границу на позициях России, которая сто лет назад спасла нас. Надо закрывать
границу, чтобы пришлые группы не приходили, а уходить — пусть уходят, население меньше будет страдать. Начальник райотдела безопасности:
— Все случилось из-за несогласованности между отрядами самообороны и пограничниками. Надо было Мухаммади прийти к Комарову и сразу все согласовать.
Прокурор района:
— Погранвойска нам нужны. Но они должны уважать международные нормы и не производить действия, не связанные с границей, то есть не стрелять.
Махмадали:
— Все случаи — по пьянке офицеров. Они сами начинают провокации. И в Кевроне в тот день офицеры были пьяные, иначе не гнались бы за колонной.
Сайд Шарипов, Совет джихада:
— Пограничники во всем не правы. Виновников мы найдем. Сейчас обвиняют моджахедов и самооборону. Но они шли с разрешением, а там их обстреляли. У нас подготовлены требования...
Маджнун:
— Если бы им сказали, что нельзя ехать, они бы не поехали, я знаю. Там наши братья были. Гибнет таджикская нация! Надо, чтобы она объединилась. Пограничники — наши земляки, они должны защищать эту землю, а не стрелять в таджиков.
Замиров, облисполком:
— Бадахшанцу слово «таджик» превыше всего. Те группы пришлые, но они таджики, и никто не смеет над ними издеваться! Надо подписать соглашение с пограничниками.
Сайд Шарипов:
— Руководство ГБАО в лице Замирова поддерживает таджикское правительство в Душанбе. Но мы не поддерживаем и не подпишем никакого соглашения с Замировым и пограничниками. И ни на какие компромиссы не пойдем. У нас свои требования. Они уже изложены, я зачитаю...
Нероев:
— Вы ставите погранвойскам ультиматум? До завершения расследования никакие требования приниматься не будут.
Сайд Шарипов:
— Вы не хотите, так как получили указания!
Полковник Бузубаев:
- Надо выехать на место и выслушать очевидцев. Там погиб казах!
Салам поднял голову. Все это время он молчал. Вел собрание Нероев, но обращались не к нему. Все высказывания, все обвинения, обиды были рассчитаны на Салама. Выступающие смотрели ему в рот, пытались угадать настроение, ждали, что он скажет, боясь попасть впросак. Но, видно, ему самому еще неясно было, что сказать, и Салам психанул:
— Если вы хотите воевать и нас убивать, мы готовы принять бой. Никто нас не остановит! Вы нас просто пугаете! На заставах у вас наемники, которые приехали сюда за деньги убивать наших. Вы миллионы получаете здесь, а таджики без зарплаты сидят! За каких-то двух русских, которых поймали заложниками, вы столько человек убили!
Сайд Шарипов:
— У нас требования... (Пытается зачитать.)
Нероев:
— Только после окончания разбирательства. Заранее подготовленные тексты нам не нужны. Сейчас выезжаем на Кеврон и Висхор.
— Дайте нам возможность выехать на место происшествия! — запоздало выкрикнул Сапам, и все поднялись.
— Я зачитаю наши требования для прессы,— продолжал настаивать Шарипов, но его уже никто не слушал.
Все двинулись к выходу, осознавая торжественность момента и выражая на лицах глубокую озабоченность делом разрешения конфликта — хлопотное это занятие учить пограничников правильно нести службу на чужой земле.
— Снайпера надо было сразу послать,— ругнулся про себя один из офицеров.— Убрать эту Черную Руку вместе с Хакимом к чертям собачьим! И не было бы сейчас никаких хлопот.

25.

В Кевроне задержались надолго. Салам, как живое олицетворение верховной власти, преимущественно молчал. Представители других «властей» — первого, второго, третьего и особенно четвертого порядка — демонстрировали активную деятельность: под запись на видео опрашивали свидетелей, участников событий на заставе, выпытывали степень вины пограничников. И к Висхору мы добрались уже на закате ДНЯ.
Михеев выставил посты на входе в ущелье, и теперь на склонах гор дежурили наши. Сгоревшие остовы машин оттащили в сторону, прижали к скале, чтобы можно было проехать. Мост был по-прежнему заминирован, трогать его без саперов не решались, чтобы взрывом не разрушить хилую постройку. В «зеленке» у речушки — столики, будка, остатки летнего кафе. Тут же — разбросанные взрывами с машин боеприпасы, оружие боевиков: мины, «эрэсы», безоткатка, оплавленный огнемет, гранатометы, автоматы, пистолеты — происхождения самого разного.
Боевики закрепились в верховьях ущелья. Салам на «уазике» поехал к ним на переговоры. Туда же пошли за ранеными «Нива» и «Тойота».
Подъехали ребята Леши Горбатого — рушанская группа, три битком набитых грузовика — крепкие молодые парни, до предела вооруженные. Договорились с Нероевым о проезде на Рушан.
С первого грузовика боевики сошли. Осмотрели мост, подождали, пока машина, прижимаясь к самому краю настила, переползет по прогнившим
доскам. Мина не сработала, и со второй машины боевики уже не стали сходить, проехали, положившись на судьбу.
— Мои ребята,— ласково сказал Леша, провожая взглядом третью машину, и на всякий случай отошел подальше от моста.
Быстро темнело. От реки потянуло холодом. Михеев стоял у скалы, засунув руки в карманы «альпийки», его по-прежнему знобила малярия. Пепел слетал с сигареты «Кэмел».
Рушанские грузовики ушли, и стало очень тихо.
26.
Была уже ночь, кромешная темнота, когда вернулся Салам. Попросил пропустить в райбольницу машины с ранеными, сказал, что люди Хакима готовы выйти из ущелья, если их беспрепятственно пропустят на Ванч, сам Хаким просит о встрече с командованием. И в присутствии всех заявил, что в данном конфликте пограничники были правы.
В обратную дорогу до комендатуры в машину пограничников попросились местные боевики — у них кончилось горючее.
Машина неслась в Калай-Хумб по узкой извилистой дороге, хлестал по лицам то теплый, то холодный воздух, а в битком набитом кузове тряслись боевики и пограничники, еще вчера с оружием стоявшие друг против друга •на дне кувшина», а теперь все стволы были опущены и только бились друг о друга, когда автомобиль подбрасывало на ухабах.
Очередной конфликт был в очередной раз исчерпан.

27.

7 ноября Калайхумбская комендатура вместе с первыми шестью заставами отделилась от Хорога и стала пограничным отрядом. Это сразу же родило много проблем. Был по-прежнему перекрыт Хабу-Рабат, и поставки в новый отряд шли через Памирский тракт Ош — Хорог. Многое не доходило. Сказывалась нехватка оружия, людей. Фланги у застав огромные, и надо было выставлять новые посты, в практически нежилых местах, на входе в мелкие ущелья, где хотя бы вода была поблизости. Офицеры пришли прикомандированные, многие впервые попали в горы. Хорогские солдаты остались здесь, а их денежные аттестаты и прочие документы — в Хороге, до самой весны была неразбериха с деньгами. На этой почве начались мордобои, рэкет между солдатами-мусульманами из разных областей Таджикистана, межклановые разборки. Солдаты пришли сюда оборванные и голодные. В отряде не хватало помещений, на постах не из чего было делать блиндажи. Не было (и нет) телевизор радиоприемников, света, не было зимних курток, шапок на постах, повсюду острая нехватка продуктов, нет никакого ассортимента, от кильки в томате все скалы облеваны. Нет элементарных конвертов для писем. С бумагой Таджикистане всегда были проблемы,сейчас ее вообще не найдешь — ни печатным словом, ни бессловесной остались одни непечатности.
И тем не менее отряд воевал, как и все другие отряды. Группы погранвойск Российской Федерации в Таджикистане. Начальником штаба нового погранотряда стал подполковник Анатолий Михеев.

28.

До конца года были проведены мероприятия, позволившие нормализовать обстановку на границе и обеспечить правопорядок в зоне. В результате прочесок и работы с местным населением были обнаружены и ликвидированы многие базы и схроны боевиков. Жители мирных кишлаков сдали оружие. Правда, не для всех закончилось благополучно, банды стали нападать на разоружившиеся кишлаки. В некоторых селениях, как например, в кишлаке Егид, жители потребовали, чтобы пограничники на базе их отрядов самообороны создав дружины, занималисьбы с детьми юными друзьями пограничников, да вообще восстановили советскую власть.
Но каждый выезд за ворота отряда был и остается для пограничников боевым выходом. В кишлаках затаилось подполье. Местные группировки ДИВТ до открытия сезона от прямого дела отошли, вели себя тихо. Пришлые, осевшие в Бадахшане, тоже до поры до времени не высовывались, сидели в горных кишлаках, поближе к пастбищам, ждали. В менее выгодном положении оказались те группировки ДИВТ, которые закрепились на сопредельной стороне, в районе афганского кишлака Моймай. Там было голодно. Боевики переправлялись через реку, грабили жителей, угоняли скот, брали заложников, чтобы потом обменять их на муку. За директора школы кишлака Курговад они, например, взяли две тонны муки. Немного, конечно но у них и это ценность — в Афга стане царил голод.
На участке Хорогского отряда крупные силы пришлых боевиков базировались в отдельных кишлаках и тоже потихоньку промышляли бандитизмом откармливая себя к весне и новым крупномасштабным операциям.
Но подспудно шла основная работа — внешне незаметная борьба власть и перераспределение сфер влияния, пришлые все больше перехватывали инициативу у местных и вытесняли их с ключевых позиций в <работе с массами>.Шло прочное и по-восточному неторопливое обживание Горного Бадахшана как основной перспективной базы ДИВТ на правом берегу Пянджа.Саиду Абдулло Нури и его дипломатическому помощнику Ходжи Акбару Тураджонзода шли победные рапорта.

[Азамат Давлятмурадов]

А кто автор этого произведения?! Давно хочу с ним пообщаться? Есть серьезная претензия..

[Арни]

Да уж. А в 1988 на Хумбе я ходил дежурным по КПП с одним штык ножом. Дверь в кишлак была фанерная, А окно незарешоченное. Еще ночью умудрялся покимарить. Только в 1989(или в конце 1988) вокруг комендатуры начали строить систему. А так через любой дувал можно было в кишлак газануть(или из кишлака). Да по большому счету вся комендатура(кроме заставы) была без охранения, в т.ч. дома офицеров. Не буду дальше развивать тему. Вот.

[Кирилл/Нестеров Владислав]

Поздновато прочел ответы.Автор некий Владимир Попов.

[Николай Памирский]

Сообщение от Кирилл/Нестеров Владислав

Поздновато прочел ответы.Автор некий Владимир Попов.

Насколько я помню, Владимир Попов в те годы много писал о таджикско-афганской границе и был даже удостоен премии журнала "Пограничник" за свои очерки. Это так, ради справки.

[micheev.ad]

Уважаемые коллеги! Тоже поздно прочитал предложенную статью. Знаю автора, сам участник его строк, но когда прочитал полностью, нашел некоторые неточности (при слишком повествовательно-художественном стиле) и "оперативные скачки"(ударение на последней букве). Но скажу откровенно! ЭТО ОЧЕНЬ НУЖНАЯ И СВОЕВРЕМЕННАЯ КНИГА ПОПОВА БЫЛА И ЕСТЬ ЕДИНСТВЕННАЯ ИСТОРИЧЕСКИ БОЛЕЕ-МЕНЕЕ ТОЧНАЯ ПОДРОБНАЯ ХРОНОЛОГИЯ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ НА ПАМИРСКОМ НАПРАВЛЕНИИ ГРАНИЦЫ В ПЕРИОД ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ. У нас в ГПВ было подготовлено и издано 4 книги о боевой и служебной деятельности группы до 2005 года. Именно в первой книге 1999 года "Горячий Пяндж" предложенная здесь в этой теме часть книги Попова находится в более полном содержании. Я имею ввиду, что здесь глава 28 заканчивает подведением очень кратких итогов 1994 года. Для продолжения темы на странице "История афганской границы" просто необходимо дополнять эту книгу чисто из памяти к нашим боевым друзьям, чтобы просто ради справедливости оценки тех событий особенно в настоящий период "борьбы" в Думе за признание нас ветеранами боевых действий, и тем более многие наши парни, служившие в Пянджскиом и Московском отрядах, на Мургабе и Ишкашиме даже в те кровавые 90-е годы не до конца знали, или так понаслышке, как разворачивались боевые действия на Памире. А наиболее тяжелые и кровопролитные бои с большими нашими потерями прошли на Калайхумбскои и Ванчско-Язгулемском направлении в январе, апреле 1995 года. Кроме того события середины 1995 года на участке Хорогского отряда и сентябрьские бои 1996 года под Калай-Хумбом не отражены в книге. Короче, есть необходимость продолжать.
С уважением ко всем, Михеев Анатолий Дмитриевич.

[кремль]

Полностью согласен с Михеевым!Несмотря на неточности(имел разговор по этой книге и про претензии с одним погранцом-таджиком Бобо,работали вместе,он из Гиссара,служил в Хороге,Ишкашиме в те годы)книга Попова уникальна,а долг участников событий не искать неточности и предъявлять претензии по поводу них,а сказать Спасибо,братан!Неточности устранятся в ходе дополнений!Один человек,без особого доступа к информации(да и с ней тоже!) не способен охватить все моменты и быть всегда объективным!Этот кусок нашей истории кое-кто рад бы замолчать и вычеркнуть из памяти народа,но погранцы на своей шкуре все это испытавшие,этого допустить не могут....

[Володин]

Сообщение от кремль

Полностью согласен с Михеевым!Несмотря на неточности(имел разговор по этой книге и про претензии с одним погранцом-таджиком Бобо,работали вместе,он из Гиссара,служил в Хороге,Ишкашиме в те годы)книга Попова уникальна,а долг участников событий не искать неточности и предъявлять претензии по поводу них,а сказать Спасибо,братан!Неточности устранятся в ходе дополнений!Один человек,без особого доступа к информации(да и с ней тоже!) не способен охватить все моменты и быть всегда объективным!Этот кусок нашей истории кое-кто рад бы замолчать и вычеркнуть из памяти народа,но погранцы на своей шкуре все это испытавшие,этого допустить не могут....

Сам я тоже не являюсь сторонним наблюдателем некоторых из тех событий и в общем-то поддерживаю написанное. Единственно, о чем жалею - у данной книги малая аудитория.

[игорь 1975]

угу в сенябре 1996 был...