Исповедь интернационального комбата.

[Володин]

Уважаемые! Во вступлении хочу попросить извинения за некоторые повторения фактов и событий в повествовании, что уже имели место в предыдущих воспоминаниях. Просто "Исповедь.." мной задумывалась раньше, так что некоторые мои заключения прозвучат повторно.
Еще прошу не воспринимать всерьез заголовок про "историко-литературную повесть", отнеситесь к этому со здоровой иронией!
С уважением, старый полинявший пограничный пес, Володин А.А.

Исповедь интернационального комбата

(воспоминания не ветерана)

Историко-литературная повесть с небольшой долей вымысла.

Предисловие

Что такое «пенсия»? Это состояние человека, когда активная часть жизни осталась позади и ее остаток человек посвящает служению и поддержке детей и внуков. Некоторые пытаются придумать себе «хобби» (например, огородничество или садоводство), чем оправдывают свое желание съесть кусочек по-лучше и по-вкуснее, доказывая друзьям и себе самим «что это мне нравится». А что еще делать? В путешествия наши пенсионеры отправиться не могут – не на что, клубы по интересам? Да у большинства закончились интересы, заменились на инстинкт самосохранения. Один интерес остался, покушать по-лучше. По-простому говоря, пенсия – это доживание. Правда, есть у нас категория пенсионеров, которая под это определение не совсем попадает ввиду своей календарной молодости, это военные пенсионеры. И хотя у этой категории, во всяком случае у большей ее части, лучшие годы тоже ушли безвозвратно, но еще достаточно сил и желания, чтобы попытаться построить новую жизнь, во всяком случае если и не саму новую жизнь, то хотя бы ее куцее подобие. А у некоторых, как у автора этих строк, буквально «зудит» высказать то, что было пережито во время своей военной службы.
Таджикистан, Таджико-Афганская граница. Эти слова часто звучали в новостных программах Российского телевидения, этой теме много внимания уделялось на первых полосах газет и журналов. Правда, было это до середины 90-х годов, пока не подожгли Кавказ. А так как Кавказ к Москве ближе, то и про Таджикистан благополучно забыли, а вместе с Республикой забыли и своих соотечественников, которые заплатили за урегулирование межтаджикского национального конфликта своими нервами, здоровьем, а кое-кто и собственной жизнью. Хотя солдат и офицеров в этой войне погибло не мало.
В основном охрану границы в Республике Таджикистан осуществляли пограничные войска (пограничная служба?) Российской Федерации, это бесспорно, но нельзя забывать и тот факт, что совместно с россиянами участие принимали и Республика Казахстан, Республика Кыгрызстан и Узбекистан. Нет, я не ставлю под сомнение, что «львиную» долю охраны границы несли пограничники Российской Федерации, но и помню о том месте, которое заняли и другие страны. В частности и свой Отдельный сводный стрелковый батальон Республики Казахстан, которым лично имел честь четырежды командовать в той очень непростой ситуации.
Я не ставлю целью назвать точно все факты и фамилии, у меня нет под рукой документов, большую часть которых лично и подписывал, а посему прошу прощения за неточность каких-либо фактов. Человеческая память не безгрешна, а прошло уже много лет с тех пор, когда я впервые представился: «Командир отдельного сводного стрелкового батальона Республики Казахстан в Республике Таджикистан в составе пограничной группы Российской Федерации!» Да за одно только исполнение должности достоин орденов «Дружбы народов» всех выше перечисленных стран! Правда, у меня их нет, видно, не достоин. В принципе, у меня их вообще нет, орденов. Значит, точно недостоин.
Интересный вопрос, почему я четырежды возглавлял батальон, хотя большинству хватало и одного раза? Причем, (не подумайте, не осуждаю) многие офицеры, давая согласие на командировку в должности комбата - заранее обговаривали себе определенные блага, которые должны получить по возвращению. Я таких переговоров не вел, условий не ставил и реально ничего не получал. Я просто «болел» Таджикистаном, точнее именно Горно-Бадахшанской автономной областью, после Республикой. По-простому говоря, Памиром.
Семь лет при СССР я уже служил в Бадахшане, на Восточном Памире в Мургабском пограничном отряде, самом высокогорном, очень тяжелом в физико-географическом плане регионе. Покинул я данный отряд не по своей воле, а по прихоти… Хотя, какая теперь разница, это совсем другая история, покинул и покинул. Вот только Великий Памир по сей день не отпускает душу и зовет к себе, зовет. Очень хочется и сейчас побывать там, тогда тоже хотелось.
Была и вторая причина, чисто профессиональная. Первый раз я попал командиром батальона случайно, с должности заместителя коменданта пограничной комендатуры, явно не соответствуя своим опытом этой сложной и большой должности, и мне было интересно исполнять ее в профессиональном плане, интересно пользоваться огромной властью, правами. Исполнять хоть и тяжелые, но не побоюсь пафоса, почетные обязанности. За это пришлось расплатиться собственным здоровьем, да это ладно, многим эта плата вышла еще круче. Считаю, что каждый, кто выбирает профессию военного должен быть готов к таким платам, а если не готов, то иди в комитет солдатских (Офицерских? Прапорщицких?) Мам и прячься от армии подальше. Серьезно, это лучше. А вот чтобы ты был готов защищать Родину, чтобы этого хотел сам и хотела твоя Мама, забота Государства. Мне не повезло (или повезло?), я родился и вырос в Государстве, которое так воспитывало, сейчас все иначе.
Думаю, объяснил, почему я не только не отказывался от командировок, а рвался в Таджикистан. На этом хватит вступления, а просто начну излагать факты и свои мысли о том, как я нес на себе нелегкую, но лично для меня чертовски приятную командирскую ношу.

Предистория, или как становятся комбатами.

Про таджико-афганскую границу подробно говорить не буду, т.к. желающие познать эту тему источник найдут и что-то писать из документально-архивного не собираюсь. Только вот ввести в курс дела в отношении сводных батальонов от других стран СНГ, как Казахстан, Киргизия и Узбекистан нужно. Было подписано соглашение о совместной охраны границы Таджикистана и Афганистана не от хорошей жизни, а потому, что Республика Таджикистан в военном отношении оказалась полностью несостоятельной. Граница могла оказаться «проходным двором» и угроза того, что власть официального Душанбе просто-напросто была бы низложена, была не просто реальной, а наиболее вероятной. Именно поэтому, сделав ставку на одну из конфликтующих сторон внутри самого Таджикистана, официально подчеркивая нейтралитет, Россия, Казахстан, Киргизия и Узбекистан и подписали соглашение о совместной охране границы Таджикистана и Афганистана. По состоянию на начало девяностых годов в Республике Таджикистан дислоцировались пограничные отряды; Пяндж, Московский, Хорог, Ишкашим, Мургаб; чтобы не заморачивать читателя номерами войсковых частей, назвал пограничные отряды по местам дислокации. Данные отряды указом Б.Н. Ельцина были взяты под юрисдикцию России, а азиатские же партнеры на усиление пограничных отрядов выделили по стрелковому батальону. Узбекский батальон где использовался толком сказать не могу, по службе с ними не сталкивался, киргизы усилили Ишкашимский участок, а Казахский батальон был придан на усиление Хорогскому пограничному отряду, где и находился с мая 1993-го года до конца ноября 1994-го, пока из его состава на базе пограничной комендатуры Калай-Хумб не был развернут пограничный отряд, которому на усиление и были отданы «казахи».
Казахстанский батальон, в простонародии «Казбат», прибыл в город Хорог в мае 1993-го года. В составе батальона было пять стрелковых рот; две роты комплектовались из пограничников, две роты предоставляла Капчагайская воздушно-десантная бригада и одну роту предоставляла Чимкентская бригада внутренних войск. Управление батальона осуществляли офицеры пограничных войск, благо в Казахстане в отличии от других стран СНГ в них не было уж очень острого недостатка (хотя определенный дефицит все-таки был), так как в г. Алма-Ата было пограничное училище, одно из трех в Советском Союзе.
Первый командир батальона, не буду называть его фамилию, запомнился пограничникам Хорогского отряда беспробудным пьянством, а сам батальон главным «достижением» может считать пленение афганцами на Памирском тракте, напротив афганского кишлака Мой-Май, замполита батальона с несколькими солдатами. В результате дипломаты поработали, пленных передали обратно, но осадок, как говорится, остался.
Конечно, кроме этих «подвигов» были и другие, достойные дела, но только, к сожалению, негатив перевесил, и при упоминании о первом «Казбате» россияне сразу же вспоминали эти факты, хотя уж если быть бы объективным, в их рядах все тоже самое, имелось в полном объеме.
Конечно, итог такой службы батальона был закономерен. Комбата сняли, прислали майора Узбекова, хоть и политработника, но опытнейшего офицера-афганца, который железной рукой подмял все разгильдяйство и батальон стал похож на войсковую часть. Тут произошла замена батальона, а в определенный срок и замена комбата, батальон принял подполковник Кочетов. Офицер жесткий, имеющий богатый опыт несения пограничной службы в различных условиях. Подразделения батальона несли службу в основном на постах боевого охранения пограничных застав, иногда использовались в засадах, а кое-кто уже заработал первый боевой опыт при уничтожении переправ. Все шло своим чередом и меня, лично, скорее бы всего и не коснулось, если бы в это время я не задумал… закончить военную службу.
Если кто помнит начало девяностых вообще, то не будет возражать, что основным определением того времени были такие слова, как «бардак» и «неразбериха». Я встретил это время в Восточно-Казахстанской области, в должности заместителя коменданта пограничной комендатуры, имея воинское звание «майор» и полную неясность о своем будущем. Да и кто тогда ясно мог осознавать свое будущее? В то время мы не ведали, какие мысли одолеют наше руководство? А руководство наше не ведало того же самого о своем руководстве, и так до самого самого самого верха. Когда страна разбегалась по «национальным квартирам», то военнослужащие всех категорий, что оказались в новых Государствах, причем их историческая Родина стала другим Государством, от солдата до генерала не могли определиться, как жить дальше; продолжать службу на своем привычном месте, или попытаться уехать на свою новую старую Родину? Тьфу ты черт, опять запутался. В смысле уехать в страну, где находится твоя малая Родина. А как быть тем, что женились в процессе службы на, как выяснилось, теперь иностранках? Например, уроженец Тульской области, учился в Алма-Атинскам пограничном училище, женился на Алма-Атинке, а сейчас жена живет в Республике Казахстан, как бы на Родине, а у мужа Родина как бы Российская федерация. Ситуация? Во-во, и таких примеров была масса. У солдат ситуация тоже светила неопределенностью. Призван, например, солдат с Украины, служит в Казахстане. И что казалось бы? И там СССР, и там. Был! А сейчас? Как бы в другой стране оказался, под другим флагом! И получались порой просто кощунственно-анекдотичные случаи. Приходит, скажем, рядовому Пупкину телеграмма, заверенная военным комиссаром, что его мама тяжело больна и сынку нужно срочно лететь к ее кровати, чтобы успеть застать ее в живых. Ну, соответственно после такой телеграммы солдатику выписывают отпускной билет, а он думаете что, умывается горючими слезами, переживая за маму? Отнюдь! Парень весел, приводит в порядок «дембельскую» «парадку», прощается с сослуживцами, заходит попрощаться к командиру подразделения, говоря «спасибо за все» и «я вас всю жизнь помнить буду», так как расстается с этим местом службы навсегда. И мама у него здорова, а телеграмма липовая. Уезжает солдатик и в лучшем случае придет из России, или Украины отношение, что просят исключить из списков части рядового Пупкина, так как служит он теперь в такой-то части. А чаще всего ничего не придет, а напишет Пупкин письмо сослуживцам, где сообщит между делом, что он около дома дослуживает, и не в пограничниках уже, а например, в танкистах. При этом командование отряда не может его исключить из списков части, так как нет соответствующего документа, а военкоматы других, «новых стран», на запросы воинских частей чаще не реагировали, в розыск подавать было бесполезно, так что с порядком у нас было здорово.
Значительная часть моих сослуживцев офицеров и прапорщиков собрались перевестись в другие страны, часто причем просто по этническому признаку; русские – в Россию, украинцы – на Украину. Некоторые написали рапорта своему командованию, но осели они в сейфах, без движения. Другие написали рапорта на перевод, которые отправили с оказией в управления округов в Российскую Федерацию, так как будучи уроженцами России, решили продолжить службу там. Также сделали и «белорусы» с «украинцами». Вскоре на этих офицеров стали приходить как мы называли «вызовы», что их желают видеть на конкретных новых местах службы, сначала немного, а потом массово. Командование же до восемнадцатого августа 1992-го года у России и Казахстана было единым и на всех уровнях врало нам безбожно; то заверяли, что зря мы куда-то собрались переводиться, так как пограничные войска останутся общими, то заявлял например, начальник отряда, что он никуда не будет переводиться, отсюда на пенсию пойдет, а через пару-тройку месяцев хватал вещи, укладывал в контейнер и оказывается, когда врал нам, то его рапорт в это время в Москве уже подписывали. Последние иллюзии иссякли как раз восемнадцатого августа 1992-го года. Я кстати вообще был в этот день в отпуске, когда прочитал указ Президента Казахстана об образовании пограничных войск Республики на базе пограничных отрядов, что дислоцируются на его территории. Так, будучи рожденным на территории нынешней России, находясь на этой территории в отпуске, я в мгновение ока стал казахом. Тут уже переводы из войск Казахстана в войска других новых стран начались практически массово. Правда, нужно заметить, что небольшое количество офицеров прибыли для службы в Казахстан из других мест, но все-таки уезжало намного больше.
Соответственно, данные мероприятия не добавили порядка в пограничных частях; в отряде образовалась куча пустых квартир, постоянно шли проводы тех, кто получил «вызов». Для «отходных» даже выделили специально квартиру, чтобы не создавать лишних неудобств отъезжающим. Там стояли столы, несколько кроватей для «перебравших лишнего», набор посуды, что щедро выделила служба ПФС. И почти ежедневно из этой квартиры раздавался пьяными голосами новый хит Олега Газманова: «Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом… Офицеры. Россияне…», а в промежутках мат в адрес правительств и президентов всех новых Государств. Наутро же, с похмелья те, кто еще не получил «вызов», как ни странно шли на службу, по привычке исполняя свои обязанности. Исполнять их становилось все труднее и труднее, так как некомплект всех категорий военнослужащих необходимо было еще умножить на резкое ухудшение финансирования и всех видов обеспечения, плюс галопирующая инфляция, что впервые за много лет поставила офицеров в положение если и не совсем нищих, то очень бедных.
Написал свой рапорт на перевод и я. Вот только у меня была всего одна загвоздка; хоть родом я и был из России, да до моей малой Родины было от места службы рукой подать, а дальше уже другие заморочки, которые считаю, мало интересны читателю. В общем, не уехал я, а посчитал выслугу лет, прикинул, что пенсия уже имеется – льготных лет хватало для нее, и написал другой рапорт; прошу меня уволить в запас. Что я собирался делать «на гражданке»? Да если честно даже понятия об этом не имел, думал что как-нибудь устроюсь. Причиной этого было нежелание существовать в той атмосфере и служить невесть кому, и неизвестно зачем.
Мой «шеф», комендант пограничной комендатуры подполковник Ткаченко Владимир Николаевич, человек очень порядочный и честный, легко подписал его и написал свой рапорт. Причем, текст его рапорта лишний раз подтверждает состояние войск того времени: «Прошу уволить меня в запас по состоянию здоровья, так как больше не могу служить в этом бардаке». Что тут еще можно добавить, по-моему, все ясно? По поводу рапортов с нами беседовал начальник штаба отряда, который не смог нас убедить в том, чтобы мы продолжили службу – на том и решили, хватит служить. Но вот в конце разговора меня черти за язык потянули - и я спросил; а можно перед «дембелем» в Таджикистан съездить, на мою офицерскую Родину? Начальник штаба ответил неопределенно и об этом разговоре я благополучно забыл. Где-то через месяца три, перед самым Новым, 1994-м годом мне позвонил начальник штаба и спросил, не передумал ли я съездить в Таджикистан? Я сказал, что согласен, хотя ехать мне уже не хотелось, но вот правило держать слово не позволило отказаться, что значительно повлияло на мою судьбу. Начальник штаба сказал, что кандидатуру мою подают в управление. На мой вопрос, на какую должность ответил: скорее всего, начальником штаба батальона. Правда, через два дня, буквально за день до Нового года, пришла телеграмма о направлении на военно-врачебную комиссию коменданта и я решил, что в Таджикистан скорее всего не поеду, чему не огорчился.
Прошли новогодние праздники. Что это за мероприятие в масштабе подразделений границы посвященным пояснять не надо, а непосвященным все равно не объяснить, поэтому опущу эту тему. Единственно, что могу сказать, что не было обычного веселья за новогодним столом, так как давила неизвестность и неясность судьбы каждого из нас. Что готовит нам новый год? И мало кто верил во что-то лучшее, так как гримасы будущих перемен все явственнее и явственнее обрисовывались в сознании у нас. Но… человек бы не был человеком, если бы не надеялся на лучшее, попросту говоря, не мечтал. Мечтали – надеялись и мы.
Утром четвертого января 1994-го года по плану работы пограничной комендатуры я выехал работать на пограничную заставу «Николаевка» где должен был находиться до седьмого января. И думать я тогда не мог, что седьмого января буду очень далеко отсюда. В одиннадцатом часу мне позвонил комендант и спросил;
- Как дела?
- Нормально, работать начал потихоньку!
- Давай срочно на комендатуру выезжай! Вопрос по Таджикистану решен положительно, завтра с Курчума самолет, ты вылетаешь!
- И кем я лечу?
-Нач. штаба сказал – комбатом!
-Ни …. себе! – только и выдал я, после чего выехал на комендатуру.
Шеф лично встретил меня у ворот комендатуры, пожал руку и сказал;
- Поздравляю! Хотя, с этой х……..ей не поздравляют! – сам «афганец», он знал что говорил, после чего добавил;
-Пошли ко мне домой – пообедаем!
За столом Владимир Николаевич сказал;
-Ладно, ты не пьешь, а я за тебя выпью! Пусть у тебя все хорошо будет там, и не лезь нарожон, все-равно никто не оценит!
Придя домой, я побросал в сумку вперемежку чистые и грязные трусы-носки, одел «камуфляж», выкрутил в квартире предохранительные электрические пробки, позвонил на Родину знакомым, так как мама моя лежала в больнице и ей сообщить новость не мог, после чего закрыл дверь своего холостяцкого жилища. За порог вышел уже не зам. коменданта пограничной комендатуры, а командир войсковой части – отдельного сводного стрелкового батальона.
Хотя, наверное, нет. Я еще тогда не стал полноценным комбатом – мне еще предстояло им стать. Предстояло пройти через такие испытания, которые сформировали меня, как не побоюсь этих слов, верховного командира-единоначальника. А тогда… нет, я еще долго, больше года буду формально числиться зам. коменданта пограничной комендатуры, но уже не смогу им быть. Когда после замены приеду на свою комендатуру, то уже не смогу исполнять прежние обязанности – как ни странно, опыт не позволит исполнять должность, которая станет тесной и мелкой. Да и последующая должность коменданта своей же пограничной комендатуры будет, честно говоря, тоже тесновата, хотя это опять же, совсем другая история. Короче, был я тогда, четвертого января 1994-го года, недоделанным комбатом.
Уже ночью прибыл я в отряд, доложился оперативному дежурному и пошел ночевать к своему другу-однокашнику, с которым с училища и почти до этого дня прослужил бок о бок – так бывает.
Утром прибыл к начальнику отряда – доложил о прибытии. Командир поздравил меня с таким большим повышением, хотя не без доли иронии, после чего распорядился, чтобы я занялся взводом, который убывает в Таджикистан из пограничного отряда вместе со мной. Вылет должен быть сегодня. Я ответил «есть»
На тот момент я еще не осознал себя комбатом, не прочувствовал полноту прав и ответственности, что уже висела на мне, поэтому весь день пятого января и пол-дня шестого (пятого не вылетели по метеоусловиям), бегал по складам, где вместо взводного командира, подчиненного моего по основному месту службы Федора Иванова, офицера слабенького и безалаберного, получал оружие, форму одежды для взвода, бегал в продовольственную службу за продовольственными аттестатами – нашел себе занятие, комбат-взводный.
Но шестого января на самолете АН-72 с солдатами взвода Курчумского пограничного отряда я вылетел по маршруту Курчум – Зайсан – Алма-Ата. В Зайсане начальник отдела строевого и кадров, мой личный друг и однокашник по училищу майор Майоров Андрей Валентинович представил мне взвод от пограничного отряда под командованием лейтенанта Тищенко Виктора, который был размещен в нашем самолете для дальнейшего следования.
В Алма-Ату, тогда еще столицу Республики Казахстан, вернее ее пригород г. Бурундай, мы прилетели перед наступлением сумерек. После того, как взводы спешились и выдвинулись к указанному месту сбора, ко мне подошел подполковник, который представился как Шубарев Николай Николаевич, старший офицер мобилизационного отдела войск. Он указал, где разместить мне взводы и проинформировал, что здесь уже находится взвод Маканчинского отряда с командиром взвода и командир первой роты майор Андрей Талынбеков. Указанные лица подошли и представились мне и … я испытал легкий шок. Командиром взвода от Маканчинского отряда оказался младший сержант сверхсрочной службы Алимгазин! Вот ничего себе, подумал я, в зону возможных боевых действий укомплектовали батальон! Я немедленно поинтересовался у Шубарева, что за дела, на что он резонно мне возразил, что не он формировал этот взвод. Я решил, что когда приеду в управление войск, то задам этот вопрос командующему, так как считал, что мне обязательно должны довести обстановку, ознакомить с должностными обязанностями и правами, так как в условиях боевых действий они немного отличаются от повседневной деятельности. Мне необходимо было узнать какая задача поставлена перед батальоном, порядок ее выполнения, с кем и как взаимодействовать, организация связи порядок тылового и технического обеспечения… Да много, очень много вопросов необходимо было выяснить! На вопрос, когда я это смогу пообщаться с командованием войск Николай Николаевич ответил, что скорее всего завтра, а сейчас необходимо подписать контракт на исполнение должности в составе батальона сроком на три месяца. Для проведения этой процедуры мы прошли в какой-то кабинет, Шубарев достал бланки контрактов, собрался было я писать, но тут отключили электричество. Мы посидели в темноте минут пятнадцать, после чего Николай Николаевич сказал, что располагайтесь, а контракты подпишем завтра, сейчас ему пора домой, уже поздно.
На ночлег три взвода моего батальона расположились в одной из казарм авиаполка, там же оказались два взвода из сменяемого батальона, которые сегодня прилетели из Душанбе. Я решил поговорить с командирами взводов. Однако, не судьба. Офицеры сбежали в Алма-Ату, а единственный прапорщик был пьян и постоянно пел и смеялся, что он вернулся на Родину. Про Таджикистан он только и говорил, что «там полная ж…», а в чем она заключается говорил «сами увидите». Ко мне подошел командир роты моего батальона майор Талынбеков и доложил, что двое солдат из Маканчинского взвода, алма-атинцы, успели куда-то сбегать и у них изъято две бутылки китайской водки. Не зная, что можно просто прервать контракт с этими воинами, не тратя лишний раз на них нервы, я забрал у Талынбекова водку, вылил ее воинам на головы! (О, правозащитники! А что бы вы сделали на моем месте?) И после этого заставил по-пластунски замывать алкогольный след на полу в кабинете.
Так как выпить бойцы не успели, я этим ограничился, поручив Талынбекову дальнейшее воспитание солдат, а сам отправился на поиски своего однокашника Коли Романова, которого не видел со дня выпуска с пограничного училища больше десяти лет. Искал его недолго, вскоре мы сидели и беседовали о былом, вспоминая общее прошлое и делясь пережитым за последующее десятилетие. За воспоминаниями ночь пролетела в миг, не заметили, как наступил рассвет. С утра подразделения отправились на завтрак, а я стал ждать, когда мое руководство вспомнит обо мне и меня начнут просвещать и образовывать? Не дождался.
В девять часов тридцать минут к нам в расположение как ужаленный прибежал Шубарев и распорядился: срочно взводы Курчумского и Зайсанского отряда грузить в самолет и во главе со мной лететь в г. Душанбе! На мое недоумение по поводу полного неведения обстановки сказал, что командование верит в меня и обстановку я уточню на месте. В конце выдал аргумент, что прилечу в Душанбе «а там все знают», после чего сказал, что нужно бы подписать контракт. Только тут уже я резонно заметил, что некогда – шла погрузка подразделений, и Николай Николаевич сказал, что и ладно, сойдет и так. В десять часов по алма-атинскому времени с аэродрома г. Бурундай взлетел самолет АН-72, на борту которого два взвода от Курчумского и Зайсанского пограничных отрядов с командирами взводов лейтенантами Ивановым и Тищенко, командиром батальона майором Володиным положили старт третьей смене Отдельного сводного стрелкового батальона Республики Казахстан в Республике Таджикистан. Причем, летели в полную неизвестность, абсолютно не ведая что их ждет и с чем едят службу в том регионе, где идет война. Сказка, вымысел? Нет, дорогой читатель, может и стерлись в памяти какие-то детали, но все написано точно и правдиво. Можете мне верить, врать не приучен.

Привет, земля таджикская!

Если самолет унес нас из заснеженной Алма-Аты, то столица Республики Таджикистан встретила нас зеленой травой и проливным дождем. За бортом самолета температура воздуха была плюс 10. После того, как «борт» заглушил двигатели и мы спешились, я увидел генерал-майора, что как-то буднично стоял у самолета, явно кого-то встречая. Нужно сказать, что сориентировался я быстро; мысль, что я представитель другого Государства и именно поэтому удостоен столь высокой чести встречи целым генералом, оказалось верной, но и в то же время была дикой. Ментальность одной страны, армии и погранвойск у меня лично еще не исчезла, я как-то не мог отделить себя от тех, с кем еще недавно служил одной Отчизне, душа не принимала бывших сослуживцев иностранцами.
Подойдя к генералу, я доложил о прибытии двух взводов батальона, а генерал представился; заместитель командующего пограничными войсками России в Республике Таджикистан генерал-майор Архангельский. В будущем судьба не раз сводила меня с этим человеком, о нем у меня остались самые лучшие воспоминания, как о человеке порядочном и честном, но в то же время это был требовательный и очень компетентный офицер. Генерал сказал, что сейчас мы будем отправлены в Риссовхоз, где располагается учебный центр, где будем находиться до отправки к месту несения службы. На автомобилях ЗИЛ-130 мы отправились в путь. Непривычно было то, что нашу колонну сопровождали два БТР-80. К тому же, периодически где-то относительно недалеко раздавались выстрелы. Солдаты мои сразу притихли, у некоторых в глазах читался неприкрытый страх. Испытывал ли страх я? Врать и выдумывать не буду, нет. Чувство ответственности за своих людей видно было столь высоко, что вытесняло все другие чувства. Причем, так у меня почему-то было всегда. А стоило мне оказаться в ситуации, когда я не исполнял обязанности воинской службы, как чувство страха возникало регулярно сообразно ситуации. Почему так происходило, объяснить не могу.
Проехав через весь город, въехали на территорию какой-то войсковой части, где дежурный по части, встретив нас, указал казармы для нашего размещения, местонахождение столовой и время приема пищи. Выгрузив под дождем личный состав и разместив его в казарме, решил осмотреть новое наше пристанище. Ничего особого не увидел – обычная учебная войсковая часть. По старой традиции, чем бы люди не занимались, лишь бы были заняты, определил временный распорядок дня, по ходу импровизируя, придумал расписание занятий и поставил задачу командирам взводов на дальнейшую работу с личным составом. Если Иванова я знал как облупленного, то стал внимательно следить за лейтенантом Тищенко. Парень был без опыта, училище закончил всего пол-года назад, но в отличии от «моего» Иванова производил, подчеркну что на меня лично, приятное впечатление. Не суетился, людьми управлял, непослушания не терпел. Проще сказать, что со взводом справлялся. Перед тем, как произвести отбой личного состава, собрал оба взвода и поговорил с людьми. Основной упор сделал на тот факт, что здесь не обычная войсковая часть, а зона боевых действий, факты почти постоянной стрельбы в городе это только подтверждают. Соответственно, повышается роль дисциплины, сплоченности… В общем, командирским нутром почувствовал, что с людьми просто надо поговорить, да и к самому стало приходить понимание, что для этих солдат я здесь, в Таджикистане, высший начальник; и командир, и Президент, и парламент. Правда, не так ясно, как изложил сейчас, а как-то пока смутно, на уровне интуиции, да и вправду, я не только своих прав и обязанностей толком не знал, но и не знал боевой задачи. К тому же то, как меня выпихнули из Алма-Аты оставило непонятное чувство; смесь досады обиды и недоумения. Кстати, по прошествии многих лет два первых чувства прошли, а вот недоумение так и осталось. До сих пор не могу понять ту вопиющую безалаберность, что проявило руководство войск по отношению к подбору и отправке командира сводного батальона. И откуда была такая уверенность во мне? Должность моя основная для руководства таким батальоном была мала, хотя сам понимаю, что на тот момент я ее «перерос» давно – допускаю, что возможно было меня и назначить на должность. Но хотя бы побеседовать со мной командующему войсками можно было? Или «не царское это дело»? Да ладно, проехали.
Следующий день был субботний, но в то время в Республике Таджикистан у пограничников большого значения это не имело, выходные дни были очень условными. Я попытался выяснить у дежурного по части какие распоряжения есть по моим подразделениям и в частности по мне лично, но тому никаких распоряжений не поступало. Нет ничего хуже, чем находиться в полном неведении, поэтому решил сам отправиться в управление пограничных войск России в Таджикистане в город. Дежурный обрадовал, что машины в сопровождении бронегруппы через полчаса туда выезжают. Несмотря на то, что до обеда оставалось времени очень мало, наскоро поставил задачу командирам взводов и сказал, что убываю в управление, схватил сумку с вещами и был таков.
Прибыв в управление войск, подошел к оперативному дежурному и представившись, спросил, какие про меня и мои подразделения поступали команды? Ответ уже и не удивил: - никаких. Тогда плюнув на внутреннюю робость, все-таки в душе у меня жил заместитель коменданта пограничной комендатуры, я отправился к начальнику штаба группы полковнику Коченову. Не последнюю роль в том, что направил свои стопы к нему, а не к командующему генерал-лейтенанту Чечулину сыграло то, что с Коченовым я встречался в свою бытность начальником заставы, к тому же в неформальной обстановке, он просто приезжал на охоту. Коченов узнал меня, встретил весьма доброжелательно и сказал, что сейчас как раз из Хорога работает авиация, вывозит последние подразделения сменяемого батальона и распорядился, что сейчас выделит мне автомашину в аэропорт, чтобы я на последнем вертолете убыл в Хорог, где дожидался свои подразделения. На вопрос, как будет проходить отправка взводов, что без дела сидят в Риссовхозе, Коченов ответил, что в ближайшие дни они будут на местах боевой службы. На мою просьбу ввести меня в боевую обстановку, довести задачу батальона, получил ответ, что начальник отряда в Хороге все это сделает на месте. Через десять минут целый майор пограничных войск Республики Казахстан на бронетранспортере пограничных войск России отбыл в аэропорт.
В аэропорту, высадив меня у вертолетной площадки, БТР развернулся и был таков, а я остался «чесать затылок», что делать дальше. Правда, этому занятию я предавался недолго, так как увидел подразделение военнослужащих в камуфлированных куртках казахстанского образца, а подойдя к ним, с долей удивления узнал солдат с моего пограничного отряда. Это оказывается, только что прибыл взвод Курчумского отряда из состава сменяемого мной батальона. Надо ли говорить, что я стал расспрашивать солдат и их командира лейтенанта Муха о их житье-бытье в Хороге? Из их повествования узнал, что в городе Хорог они никогда не были, а дислоцировались на пограничной заставе «Рогак», где несли службу методом боевого охранения, проживая в блиндажах, которые мало годились для зимнего проживания, но никто их доделывать не собирался. Так что 8 января у меня появилась новая информация, кроме той, что «там полная задница», что я уже имел от пьяного прапорщика в Бурундае. И с этого момента информация поперла мешками, приучая меня фильтровать ее, оценивать и принимать решения. Как говорится, понесло.
Через полчаса в аэропорту приземлились еще два МИ-8, следом еще один и оттуда стали спешиваться солдаты и офицеры. Командовал ими высокий сухопарый подполковник; был он слегка «навеселе», но держался достойно. Было видно, что у личного состава он имеет большой авторитет. Он разговаривал с отдельными солдатами, попутно отдавая команды офицерам, а в поведении его была заметна легкая эйфория. Через некоторое время, заметив меня, скромно стоящего в сторонке, подполковник, несколько насторожившись, спросил:
-Вы кто?
-Командир нового батальона майор Володин, - представился я.
-Командир старого батальона подполковник Кочетов, Владимир Владимирович, - представился он и мы с ним в каком-то порыве, пожав друг другу руки, обнялись.
Кочетов сразу поручил кому-то из замов руководить погрузкой личного состава в автомашины, а сам начал расспрашивать меня о событиях, что произошли в Казахстане за последние месяцы. А произошло много, в частности была введена национальная валюта – тенге. Что это за деньги и с чем их едят, я и сам не знал, так как перед командировкой получил получку первый раз, около четырехсот тенге и много это или мало не знал. У Кочетова были российские деньги, которые он получал в Хороге, а тенге не было. Можно ли их поменять или нет, как этот процесс осуществляется ни он, ни я не знали, а у него жена в Алма-Ате лежала в больнице, так что по прибытию домой ему проблем хватало. Выслушав это, я достал свою получку, около сотни тенге разными купюрами оставил «на всякий случай», а остальные протянул Владимирычу со словами:
-Бери, пока разберешься, на первое время,
-Да ну, а тебе?
-Да кто знает, что это будут за деньги через три месяца, в Алма-Ате потом отдашь – сказал я.
Действительно, на 1994-й год новая валюта Казахстана подверглась таким изменениям, что после моей замены эти деньги обесценились где-то в шесть-семь раз. Так что я ничего не потерял, все равно бы деньги пропали. А оставшиеся же у меня теньге, я раздал в Хороге новым и старым товарищам в качестве сувениров. На момент замены у меня осталось двадцать один теньге, но о них напишу в свое время. Я сообщил Кочетову, что получил команду сейчас лететь в Хорог и там ждать подразделения батальона. Он сказал мне, что с Хорога все заменились, а ждет меня один майор Артыкбаев, который должен передать мне квартиры в гарнизоне и ввести в курс.
После такой вот краткой беседы я быстро узнал какой вертолет сейчас пойдет на Хорог и подошел к командиру вертолета, сообщив, что по распоряжению полковника Коченова должен лететь с ними. Несмотря на отсутствие полетного листа, командир не возражал, но через десять минут сказал, что полетим завтра в 8 часов, так как по полетному времени до Хорога добраться сегодня не успеем. Я подозревал, что вертолетчикам просто хочется задержаться в Душанбе, но это вполне понятно, да и мне торопиться в Хорог было не к чему, лучше уж побольше пообщаться с Кочетовым. Именно поэтому, договорившись с командиром вертолета «на завтра», я вернулся к Кочетову и сообщил, что до утра останусь с ними.
Настала моя очередь спрашивать, и я с еще большой жадностью стал узнавать у комбата, где дислоцировался и чем занимался его батальон. Из расспросов я установил следующее; отдельный сводный стрелковый батальон Республики Казахстан придан на усиление Краснознаменному Хорогскому пограничному отряду. Две роты пограничников повзводно приданы на усиление пограничных застав правого фланга. Две роты десантников от Капчагайской 35-й десантно-штурмовой бригады организуют службу по внутренней охране городка пограничного отряда, обеспечивают действия пограничной авиации в аэропорту (что это такое я не понял, а когда столкнулся воочию, то… ну, да это в свое время), выезжали на сопровождение колонн, но после того, как замполит первого батальона попал в плен и оказался в заложниках, в сопровождение стали ездить реже. Рота внутренних войск от Чимкентской бригады внутренних войск использовалась на пограничном посту «Микрон» по прикрытию аэропорта в районе пограничной комендатуры Калай-Хумб. Нужно сказать, что не имея карты или хотя бы схемы местности, задачу батальона я понял очень смутно, но не это сейчас было моей главной целью. Что задачу до меня доведут в отряде я не сомневался, меня больше волновали вопросы взаимоотношений с командованием отряда, вопросы обеспечения и денежного содержания.
Дело в том, что в 1993-м году в России и Казахстане были введены новые деньги. В России новый рубль, в Казахстане теньге. Первые два батальона получали деньги в финчасти Хорогского отряда, причем все. Нужно еще добавить, что солдаты и сержанты в сводном батальоне были все «срочники» по своему основному месту службы, а в Таджикистан приезжали, подписав контракт и денежное содержание получали как контрактники в России согласно их штатных должностей. Это безусловно, было огромным стимулом, так как даже у офицеров денежное содержание отличалось в разы, причем в пользу россиян.
Кочетов посоветовал постараться убедить командование, чтобы деньги мы получали в финчасти Хорогского отряда, хотя почему так лучше толком не сказал, так как просто другой механизм обеспечения личного состава на тот момент отсутствовал. Самое интересное для себя я узнал со слов Владимира Владимировича о своих обязанностях и особенно о должностных правах. Права оказались не большие, а просто запредельно огромные. Оказалось, что в пограничном отряде по отношению к личному составу пограничного отряда я пользуюсь правами заместителя начальника отряда! Как, не слабо для человека, что четыре дня назад еще исполнял должность заместителя коменданта пограничной комендатуры? Но и это еще не все; в отношении личного состава батальона я имел право присваивать сержантские звания военнослужащим, которые по основному месту службы являются срочнослужащими, а также лишать их этих званий. Имел право назначать на должность и снимать с должности любого военнослужащего батальона, в том числе офицеров и прапорщиков, а самое главное – мог с любым военнослужащим прервать досрочно исполнение контракта о прохождении службы в батальоне и отправить к месту основной службы. Выслушав это, я почувствовал, что реально на мои плечи ложится огромная ответственность за важнейшую задачу, что возлагается на меня, а особенно за жизни и судьбы людей. Вот здесь я испытал, если и не страх, то бо-ольшую неуверенность в своих силах. Это только на словах многие граждане считают, что став начальниками, они смогут управлять всем чем только можно и сразу, а на деле-то все совсем-совсем не так! Я уже к тому времени имел десятилетний командирский стаж, поэтому хорошо понимал, что умение руководить осваивается от ступени к ступени, и скачки по административной лестнице вверх ох как нежелательны! К тому же в пограничных войсках я уже успел оценить деятельность таких «скакунов», так как появилось их в войсках Республики Казахстан очень уж не мало! И успели они попасться мне как «сверху», в положении начальников, так и «снизу», подчиненными. И неизвестно, кстати, с кем из них еще было труднее. Объективности ради добавлю, что попадались они на моем пути еще при Союзе, правда редко, но из-за этого, очевидно, более ярко.
Далее Кочетов рассказал о чрезвычайных происшествиях, что имели место во всех составах батальона с первого дня нахождения в Таджикистане, о причинах которые привели к этому. Нужно сказать, что кроме широко освещенного в прессе и телевидении случая попадания в плен замполита батальона, о других «ЧП» я не знал, а было их достаточно. В том числе имелись и безвозвратные потери личного состава.
Основной причиной попадания в плен замполита батальона майора Петухова со слов Владимира Владимировича, что потом подтвердили и другие офицеры, уже в Хороге, было пьянство. Собственно, данное явление вообще сильно подпортило репутацию батальона, хотя грешил этим только первый состав, пока не сменили комбата. Не могу не бросить огромный булыжник в командование пограничных войск Республики Казахстан. Первый состав батальона нужно было отбирать с особой тщательностью, готовить состав, просеивая каждого, так как известно, что начало любого дела играет огромную роль в его успешности. Этого же сделано не было, в результате чего первый комбат-пьяница создал мнение, которое с большим трудом удалось кое-как «выровнять» смены через две-три. Да и отправка меня лично, офицера, который хоть и имел, наверное, несколько завышенное тщеславие, но не имел малейшего опыта для данной должности, следует также признать огромным риском. И факт, что долгое время было неясно, поедет ли вообще третья смена батальона или присутствие Республики Казахстан в Республике Таджикистан закончится, не может служить оправданием, что «мой» батальон комплектовался в срочном порядке по принципу «хватай мешки, вокзал отходит». Я же как щенок полетел в воду; авось выплывет! Вроде не утонул, и не опозорился, хотя мог бы.
Еще большую проблему создали десантные роты от Минобороны. Несмотря на высокие боевые качества, они были «заряжены» на драки, торговлю имуществом, порой и на откровенный рекет. Кочетов считал ошибкой, что десантники дислоцировались в гарнизоне, среди российских подразделений. По его мнению, их целесообразно было отправить на посты, в горы, так как в экстремальных условиях, загруженные боевой работой, они являются отличными солдатами. Значение этого совета было трудно переоценить, я в будущем так и сделал. Минусов «вв-шников» Владимирыч не назвал, отметив, что задачу свою выполняют, только вот офицерам ее нужно «разжевать», в связи с их специфическим образованием, а личным составом же они командуют уверенно. Недостатком наших с ним родных пограничников отметил большое наличие молодых неопытных командиров взводов, а учитывая, что руководить приходится им автономным подразделением, не все справляются.
-Подумай, как их усилить офицерами и прапорщиками ротного звена, - сказал Кочетов.
В первой командировке это мне не понадобилось, почему – скажу позднее.
Заканчивали разговор мы в казарме авиаполка, где разместили прибывших пограничников второй смены «Казбата». Там же поужинали в столовой тем, что осталось после местного гарнизона и легли спать. Перед отбоем я сумел дозвониться в Риссовхоз, вызвав к телефону Иванова и передал ему, что остается старшим до прибытия майора Талынбекова и «руководит сообразно обстановке». А что я еще мог сказать?
Закончился второй день моего пребывания на земле воюющей Республики Таджикистан.

66-Й Краснознаменный

Утром 9-го января 1994-го года проснулся я рано, где-то в половине шестого. Побрился, умылся, посмотрел на безмятежно спящих товарищей со старого батальона – для них уже все позади, и отправился в аэропорт, до которого было около километра. Так и отправился, один и без оружия. Все вопросы личной безопасности становились не то чтобы безразличны, но менее остры. К тому же под утро не раздавалась ставшая уже привычной стрельба, видно боевики спали.
Кстати, без оружия в командировку уехал при весьма интересных обстоятельствах. В Алма-Ате, как известно не стреляли и соответственно, отношение к оружию было мирное; чем меньше берут пользоваться тем целее будет. В отряд я прибыл с пистолетом и собирался с ним в командировку. Начальник отряда при мне позвонил начальнику службы вооружения войск и спросил:
- Володина в Таджикистан отправлять с пистолетом или автомат выдать?
- Ничего не надо, пусть так едет, там автомат возьмет.
- Так комбату пистолет не помешает!
- Да ну его! Еще напьется и потеряет!
- Так он совсем не пьет!
- Ничего, там запьет!
Вот и все, вооружился на войну. Да и подобные диалоги оптимизм не добавляли.
В аэропорт, на «вертолетку», я пришел к пол-восьмого, и устроившись возле шлагбаума, который охранялся пограничным нарядом, впервые оставшись один, стал подводить итоги своей работы в должности командира батальона. Результат был следующий; что мне известно? Служить буду в каком-то Хороге, где происходят боевые действия. Известен, очень приблизительно, состав батальона, его назначение. На этом все. Что неизвестно? Все остальное. Включая такие вопросы, кто мои заместители, где мои подразделения. Результат не очень радовал, в голове не укладывалось, что меня так могли отправить в боевую командировку те люди, которые за многократно меньшие авантюры на Государственной границе со стороны мне подобных, готовы были снять с нас три шкуры. С годами это понимание не ушло, а стало наиболее ярким. Мне повезло тогда, повезло и людям, что были подчинены мне, а могло все сложиться иначе. И что бы тогда? Подозреваю, что ничего. Республика Казахстан на тот момент времени не имела еще орденов и медалей, поэтому не было бы даже Героев для будущих поколений. Пишу это к тому, что если прочтет когда кто из властей эти строки, то пусть на минутку задумается о советских солдатах и офицерах. Помолчит и сознается себе, что это мы вытащили на себе всю тяжесть того времени, хотя большинство с этого ничего не получило, да мы себе ничего и не искали.
За такими вот невеселыми размышлениями, подкрепленными пачкой сигарет вместо завтрака, прошли пара часов, пока в десятом часу не появился экипаж МИ-8 и мы не покинули город Душанбе. Вертолет перевалил перевал, и взору открылись горы. Правда, не прошло и трех лет, как я покинул Памир, поэтому картина для меня не была новой, но вот желанной была. Видно, Памир такое место, что если кто побывал там, то желание побывать снова на Крыше Мира не оставит уже никогда. Вот поэтому я ни на секунду не отрывался от иллюминатора, глядя на эту завораживающую, такую для меня родную картину. Так незаметно прошло два часа, вертолет стал снижаться, пошел вдоль Пянджа и «по самолетному» совершил посадку на бетонную полосу аэропорта. Слева я успел заметить остов самолета ЯК-40. Это пару месяцев назад гражданский самолет не смог взлететь, когда беженцы, что собирались покинуть Хорог, взяли его штурмом, и несмотря на двойной перегруз, требовали от летчиков «везти из в Душанбе». Об этом я знал из теленовостей, но одно дело слушать новости, лежа на диване, а оказаться в этом месте с боевой задачей, совсем другое дело.
Пробежав по полосе, вертолет остановился возле огороженного здания с пограничной вышкой, в котором я без труда опознал пограничную заставу. Экипаж и я выгрузились из МИ-8, бортовой номер 64, закурили. Это было 9-е января 1994-го года, около 11 часов 30 минут местного времени. С заставы вышел офицер, представился начальником заставы капитаном Алексеем Азаматовым. Мы познакомились и в ожидании транспорта завели обычную беседу на тему «кого знаешь и с кем служил». Беседовали, правда, не долго, подъехал «УАЗик», с ним ГАЗ-66 с вооруженными солдатами – сопровождение. Мы погрузились в транспорт и куда-то поехали.
По сравнению с Душанбе стрельба в городе Хорог велась куда более интенсивная. В основном одиночная, но временами переходила в стрельбу очередями, что напоминало интенсивную перестрелку, солдаты, выделенные для нашего сопровождения, правда, на нее никак не реагировали – видно привыкли. А вообще Хорог произвел впечатление аккуратного городка, зажатого в ущелье, вдоль которого бежала горная речка, приток Пянджа, как я узнал – Гунт. Ехали мы недолго, минут через десять-пятнадцать заехали на территорию войсковой части. Сразу заметил, что здания в основном старые, в частности здание штаба части. Зашел туда, прошел к оперативному дежурному и доложил о прибытии.
Оперативный дежурный сообщил, что про меня он вообще-то не в курсе, исполняющий обязанности начальника отряда подполковник Пинигин находится дома, ответственный офицер зам. начальника штаба майор Савицкий ушел обедать. Казахи жили в каком-то «Спитаке» за мостом (так офицеры отряда прозвали район из трех четырехэтажных домов), там, вроде бы, кто-то есть еще со старого батальона, но точнее он не знает. Пока мы беседовали, подошел какой-то майор и представился: майор Савицкий, Владимир. Заместитель начальника штаба – начальник второго отделения. Это был приятный парень моего возраста, и мы сразу перешли на неформальное общение. Он рассказал, что в прошлом году закончил академию и прибыл сюда. После обычных вопросов типа «а того знаешь?» Володя сказал, что офицеры казахского батальона проживали в двух квартирах; по эту сторону реки в трехэтажном доме жила часть офицеров, а комбат жил в четырехэтажном доме, за мостом через Гунт и у него он был в гостях много раз, поэтому доходчиво рассказал о местонахождении квартиры. Я поблагодарил Володю и направился в сторону своего нового жилища.
Нужно ли объяснять, что встретила меня запертая дверь, которую я посредством ленивых ударов просил открыться? Но мои попытки не оказались совсем уж бесплодными; открылась другая дверь квартиры на этой же лестничной клетке, вышла женщина-таджичка, поздоровалась и сказала, что жильцы с нужной мне квартиры вчера все уехали. Я представился, что теперь являюсь новым жильцом, и спросил, не знает ли она у кого ключ? Она кого-то позвала из дому и вышел прапорщик, муж женщины. Мы познакомились, и он объяснил, где находится вторая квартира и что там остался человек, что должен мне отдать ключи. Я поблагодарил и двинулся в обратном направлении через мост к дому, который мне указал прапорщик. Уговоры другой двери имели более удачные последствия, дверь открылась быстро, а на пороге квартиры меня встретил невысокий парень, чуть старше меня. Я представился и объяснил, что хочу попасть в свою новую квартиру. Парень назвался Адылханом Артыкбаевым и сказал, что выполнял обязанности начальника тыла батальона, а теперь вот ждет меня, чтобы передать ключи от квартир, кабинета в штабе и ввести немного в курс дела по служебно-боевой и хозяйственной деятельности батальона. Также он рассказал мне, где находится столовая, что горячую воду в квартиры подают три раза в сутки, на час-два и чтобы ее не прозевать нужно держать кран в ванной открытым и как вода пойдет, то зевать не нужно. Еще Адылхан рассказал, что проживает в этой квартире совместно с капитаном – россиянином Аксеновым Константином, который сам приехал сюда помощником начальника штаба Казахстанского батальона, но сумел перевестись в Российские пограничные войска не выезжая отсюда и сейчас служит в разведотделе отряда. Мне не терпелось посмотреть новое жилище, умыться с дороги, поэтому я поблагодарил Адылхана и сказав, что зайду вечером, взяв ключ от новой квартиры, отправился обратно.
И вот я открыл двери просторной трехкомнатной квартиры, которая больше напоминала казарму, так как люди здесь проживали командировочные. Медленно обошел жилище, обозрел семь солдатских и одну деревянную (как я понял – комбатовскую) кровати, старый черно-белый телевизор, электроплиту на кухне, на которой стояла кастрюля наполовину заполненная каким-то «супом», дотронулся рукой до радиаторов отопления… Оптимизма и задора не появлялось. Батареи были холодные, термометр в одной из комнат показывал плюс шесть градусов по Цельсию. Я включил телевизор – ура, он заговорил. Только вот изображение почему-то было сжато, попытки отрегулировать его успехов не принесли. Почему так происходит – я понял когда включил электролампочку, она еле светила. Ужасно хотелось есть, но обед вроде бы закончился, а до ужина еще уйма времени. «Суп», что остался от прежнего батальона я есть не рискнул, но кухню решил обследовать и эта деятельность принесла успех; мне удалось найти банку мясных консервов, две банки мясорастительных, полпачки чая. Хлеб был тут же, только очень черствый, но это было мной расценено, как ерунда. Я решил разогреть банку каши, остальное оставив «на потом». Поставил чайник на плиту, вывалил консервы на сковороду и пошел курить. В голове возникла интересная мысль, что у меня с собой три пачки сигарет и ни копейки местных российских денег, за что назвал себя простофилей, что не догадался взять немного российских денег у Кочетова. За этими размышлениями вспомнил про горячую воду и открыл в ванной кран, оставив и дверь открытой, появилось желание не только помыться, но и погреться, так как в своем новом жилище я элементарно замерзал. Минут через двадцать я обнаружил, что каша стала еле-еле теплой, а чайник еще и не думал нагреваться. Тогда я решил, что сойдет и так, съел кашу, а чай оставил нагреваться дальше. Переваривая свои новые впечатления, решил прилечь на кровать, а желая согреться, накрылся несколькими одеялами. Конечно, сказались предыдущие ночи, неясность ситуации - я уснул. Причем крепко и безмятежно.
Проснулся я с первыми сумерками, в начале января они рано. Может, спал бы еще, но замерзла голова, поэтому поднялся и включив лампочку, обнаружив, что света она не добавила. Вспомнил, что не выключил чайник, но как оказалось – удачно, так как он как раз только начал закипать, поэтому согревшись чаем, отправился к Адылхану, чтобы он показал мне путь в столовую. Выйдя на мост через Гунт, увидел, что в домах по ту сторону реки на балконах горят какие-то костры, это, как выяснилось, в домах напротив люди паяльными лампами готовили себе ужин. Если в домах по эту сторону реки стояли электроплиты, то в старых домах плиты были газовые, но вот газа не было, и выкручивались офицеры и члены их семей кто во что горазд.
С Артыкбаевым мы отправились в столовую, это оказалось обратно через мост, мимо моего нового дома. В столовой я объяснил ситуацию заведующей-таджичке, что сегодня прибыл и еще не встал на довольствие, но кушать хочется. Она сразу сказала, что проблем нет и я достаточно сытно поужинал; впрочем, на изыски я и не рассчитывал. После ужина я пошел домой, так как по словам Артыкбаева должны были дать как раз горячую воду, а такое событие по мере возможности пропустить было нежелательно. И вправду, не успел я выкурить сигарету, как в ванной зашумела вода. Я дождался минут через десять, что она стала горячей и моментально раздевшись, забрался в ванную! Описать удовольствие, которое я испытал, тяжело. Я реально отогревался, потел, плескался; кто замерзал когда-нибудь, меня поймет. В ванной я провел минут тридцать, а после спокойно курил, наслаждаясь теплом, и лишь когда ощущение тепла стало проходить, я пошел к Адылхану. Тот предложил мне чаю, так как у него хоть и не было электроплиты, но был кипятильник, и мы стали разговаривать «за батальон».
Майор Адылхан Артыкбаев окончил Алма-Атинское пограничное училище в 1982-м году, но в звании «капитан» покинул военную службу. Причины я не спрашивал, так как лезть к людям с вопросами, что им могут быть неприятны, считаю излишним. В девяностых, когда из части войск Краснознаменного Восточного пограничного округа образовались пограничные войска Республики Казахстан многие офицеры из запаса поступили на службу, в том числе и те, что ранее были уволены. В их числе был и капитан Артыкбаев. Приняв должность в Чунджинском пограничном отряде, Адылхан практически сразу поехал в Таджикистан с первым батальоном, так как здесь шла выслуга день за три, а пропущенные годы нужно было наверстывать. По этой причине после установленного срока он не заменился, а остался еще на один срок. Во время службы в батальоне ему было присвоено воинское звание «майор». Нужно сказать, что опыт офицера, что с первого дня проходил службу в батальоне, помог мне неоценимо.
С его слов я узнал, что участок Хорогского отряда достаточно большой. Всего в пограничном отряде двенадцать пограничных застав. Семь застав комендатурского подчинения и пять – отрядного. Государственная Граница проходит по реке Пяндж. Причем, до города Хорог, пока в нее не впадает река Гунт, в зимний период напоминает речку «переплюйку». Можно с таджикского и афганского берега переговариваться не напрягая голоса. Перейти же можно по камешкам не замочив ног, а кое-где вообще образуются снежные мосты. Тем не менее, данное направление достаточно спокойное. Наркотрафик, конечно, существует, но активной войны нет. Это левый фланг отряда. А вот на правом фланге Пяндж хоть полноводная и бурная река, но активность боевиков возрастает. Особенно сложная обстановка в самом городе и в Дарвазском районе, где в районном кишлаке Калай-Хумб дислоцируется пограничная комендатура. Участок комендатуры огромный, семь застав и комендант пограничной комендатуры, майор Михеев Анатолий Дмитриевич, является заместителем начальника отряда. Приятной неожиданностью для меня было то, что замом у него майор Игорь Ковальчук – мой «однокашник» по училищу. Причем, мы с ним вообще с одного взвода!
Адылхан рассказал мне суть межтаджикского национального конфликта, о котором я до этого имел весьма смутное представление, о роли гуманитарной помощи Ага-Хана IV, о составе объединенной таджикской оппозиции, о полевых командирах, которые противостоят Российскому пограничному отряду с приданным ему Казахстанским батальоном. Самые одиозные фигуры из них – Леша-горбатый, по паспорту Аембеков Абдуламон. Карлик и горбун от рождения, в прошлом чайханщик, контрабандист со времен СССР. Вопреки физическому недугу, обладал незаурядным умом и организаторскими способностями, благодаря чему сумел наладить наркотрафик вплоть до США. Примечательно, что его боевиками руководил тоже инвалид, Маньжун, у которого в результате взрыва мины были ампутированы кисти рук. На правой окраине города (направление беру по течению р. Пяндж) расположился кишлак Поршнев, где находилась камнерезная фабрика. Там обстановку контролировал Мудоспанов Едгор, в простонародии Едгор Поршневский. Он в противовес Леше Горбатому, был почти двухметрового роста. Оба лидера боевиков отличались неуравновешенными характерами, но особенно опасен был Едгор, так как часто был под действием наркотика. Вообще, следует отметить, что наркоманов в нашем, русском понятии этого слова, в Таджикистане, во всяком случае в Горном Бадахшане, очень мало. В той или иной степени наркотик употребляют все, но как у нас говорят, «знают меру». Так что, в основном наркотрафик является просто бизнес, который обеспечивает существование. Кстати, алкоголь там тоже не жалуют. Но как ни странно Едгор сумел, будучи наркоманом, занять лидирующее положение среди поршневских боевиков; очевидно, по причине личной физической силы. Более спокойно себя вели лидеры боевиков в Ванчском районе, Мудоспанов Салам, называемый почему-то генералом и командир боевиков его брат Мухамади. Я поинтересовался, где предположительно живут, скрываются боевики и услышал ответ; что я их всех увижу, так как живут они в городе, приходят в отряд решать свои проблемы. У нас с ними перемирие и мы просто охраняем границу, то есть реку, при обнаружении переправ открываем огонь на поражение, а вот если не успели уничтожить переправу, то на берегу мы бессильны. Там должны бы работать местные РОВД, КНБ (комитет национальной безопасности, аналог КГБ). Но… они как правило бездействуют. Оружие мы применяем в другом случае, только если на нас совершено вооруженное нападение. Еще интересный факт; если мы задерживаем нарушителей границы, то передаем их в местное КНБ, а там как правило, их отпускают. Если же задерживаем и передаем граждан Афганистана, то их передают обратно в Афганистан.
Еще интересно было узнать, что перемещение вдоль границы, от заставы к заставе осуществлялось весьма своеобразно. Колонны в сопровождении бронетехники свободно перемещались на левый фланг, а на правый фланг только до восьмой заставы. Седьмая и шестая пораничные заставы «Ванч» и «Даштак» были изолированы, так как перемещения были у них только между собой, а вот к ним воинские колонны не ходили ни с восьмой заставы, ни с пятой. К ним направлялись автомашины с грузом с гражданскими водителями – их не трогали, а перемещение личного состава осуществлялось только вертолетами. Дальше колонны передвигались вплоть до первой заставы «Рогак». Бронетехнику использовали с пограничных застав и с пограничной комендатуры «Калай-Хумб». В управлении пограничного отряда бронетехникой являлись БТР-60 времен боевых действий в Афганистане в количестве трех штук и одной БРДМ, которые непрерывно ломались. Еще были четыре БМП-1, но их техническое состояние было еще хуже.
Колонны регулярно подвергались обстрелу, иногда случались и засады, но благодаря хорошей работе разведотдела отряда, случалось это нечасто. Именно из-за высокой вероятности засад и отсутствовало транспортное сообщение между отдельными заставами. Еще большие проблемы российским пограничникам доставлял подбор личного состава. Как раз было подписано соглашение с руководством Республики Таджикистан о призыве граждан Таджикистана в Российские пограничные войска, оставаясь при этом гражданами Таджикистана. Причем по Конституции России иностранные граждане не могут служить в Вооруженных Силах России, но кто и когда соблюдал ее, Конституцию? Нужно добавить, что при этом еще служили солдаты, призванные из России, и этот «бахыт-компот» радости офицерам не добавлял. Офицеры, кстати, многие были «гуманитарии», а это значит, в штате отрядов не состояли, а приехали в командировку на три или шесть месяцев. Так как срок командировки был маленький, то соответственно ротации офицеров шли непрерывно, а учитывая неустойчивую погоду на Памире, толкотня «приезжающих-отъезжающих» была бесконечной. Причины этому были разные, но основная бесспорно, острая нехватка офицерских кадров.
В этой ситуации хорошо укомплектованный и более-менее обученный казахстанский батальон мог бы стать лучшей частью группы, но этому воспрепятствовало ряд причин;
- во-первых, из-за отвратительно подобранного первого командования батальона подразделения плохо управлялись и впечатление о батальоне у россиян сложилось по комбату. В дальнейшем батальон тоже частенько формировался в спешке, без должного подбора кадров, да и к подбору кандидатуры командира батальона отношение в войсках Республики было, по моему мнению, неправильное.
- во-вторых, из-за плохой организационно-правовой работы подразделения батальона просто-напросто были приданы на усиление подразделений пограничного отряда, вместо того, чтобы получить под охрану самостоятельный участок границы и в полном объеме осуществлять его охрану и оборону. Ну да это я понял значительно позже, так как на тот момент не имел должного понятия о служебно-боевой деятельности батальона.
Из рассказа Артыкбаева я узнал, что две пограничные роты повзводно усиливали пограничные заставы комендатуры Калай-Хумб. Там же находилась рота внутренних войск располагаясь на пограничном посту «Микрон», что прикрывал сверху пограничную комендатуру. Две роты от Минобороны, парашутно-десантные, дислоцировались в отряде, где несли внутреннюю патрульную службу, сопровождали колонны и обеспечивали работу авиации в аэропорту. Причем, самые большие проблемы были с десантниками. Солдаты неплохо зарекомендовали себя в ходе несения службы по обеспечению авиации, при сопровождении колонн, в ходе ведения боевых действий, но вот в гарнизоне от них были только вечные проблемы. Десантники часто промышляли рекетом по отношению к российским солдатам, отбирая у тех предметы личного пользования и продавая их. С их участием постоянно происходили драки, были случаи воровства, неслужебные контакты с местным населением. Эти контакты не были безобидными, так как случались обстрелы территории отряда из города. Буквально за несколько дней до моего прибытия в отряд у забора части был застрелен сержант-срочник. Причем, парень был мой земляк с Алтайского края, даже из соседнего города.
Артыкбаев дал мне дельный совет, точнее повторил совет Кочетова, которым я воспользовался, не пожалев об этом. В отряде оставить роту внутренних войск, а десантников отправить на посты, где в изоляции от других подразделений они не смогут реализовать свои хулиганские и коммерческие способности, а вот высокие боевые качества реализуют без проблем. Помимо задач батальона поговорили мы с Артыкбаевым и о проблемах с дисциплиной личного состава, а проблем в этом вопросе было много, но разнообразием они не отличались; пьянство офицеров и продажа имущества всеми категориями военнослужащих. С этим, собственно говоря, было проще, так как опыт борьбы с этими явлениями имел я достаточный, хотя как выяснилось в будущем, не настолько, как нужно. Ну, да «пробелы» свои я в итоге ликвидировал. Особо не сомневался я и в вопросах своей тактической обученности, а переживал я за готовность управлять подразделениями, которые находятся от меня на значительном удалении, тем более офицеров и прапорщиков, которые руководят людьми в этих подразделениях, я в глаза не видел. Тем не менее, чем яснее становилась картина будущей деятельности, тем спокойнее я себя ощущал. К тому же, что скрывать, уверенности добавлял тот факт, что мое командование не могло не понимать всю абсурдность моего назначения и соответственно, право на ошибку я имел. Правда, очень не хотелось мне «ударить в грязь лицом» перед командованием Хорогского отряда, так как всегда дорожил своим добрым именем.
Далеко за полночь я пришел в «свою» квартиру, посмотрел на еле-еле мерцающую лампочку и лег спать, предварительно одев ватные брюки. Термометр в комнате показывал плюс три…

Третий «казбат» службу начал!

Утром 10 января я пришел в штаб отряда, дождался когда придет исполняющий обязанности начальника отряда подполковник Пинигин и представился ему. ВРИО командира встретил меня доброжелательно, обстоятельно побеседовал, а когда к нему в кабинет пришли все заместители начальника отряда, то представил меня им. После распорядился, чтобы мне выдали в секретной части приказы и другие документы, что регламентировали несение службы в осеннее-зимнем периоде пограничного отряда с прикомандированным к нему Отдельным сводным стрелковым батальоном Республики Казахстан, которые мне предстояло изучить. Еще подполковник Пинигин довел, что я лично, будучи командиром отдельного батальона, в отношении остального личного состава пограничного отряда пользуюсь правами заместителя начальника отряда. Вот куда меня занесло, вчерашнего заместителя коменданта пограничной комендатуры, меньше недели прошло с тех пор, как я занимался привычными делами по охране Государственной границы на пограничной комендатуре, а сейчас казалось, что те события происходили когда-то давно. Столько на меня свалилось за этот короткий срок.
И началось у меня время относительного бездействия. Я сидел в новом кабинете в штабе отряда, изучал документы по служебно-боевой деятельности, докуривал последние сигареты и… все. Дело в том, что отсутствовала связь у пограничного отряда с Душанбе, кроме как по радио, соответственно, отсутствовала связь и с Алма-Атой. Я не знал, где находятся мои подразделения, кто куда прибыл, чем занят? Даже не знал, кто мои заместители, кто в управлении штаба. Но это время сыграло мне на пользу; изучая документы, общаясь с офицерами отряда, я хорошо уяснил задачу батальона, доработал приказы на охрану и оборону Государственной границы подразделениям. Видно, поработал хорошо, так как мои предложения были утверждены начальником отряда без изменений. Так продолжалось где-то с неделю.
За это время произошли следующие события: во-первых, я дозвонился до соседнего, Мургабского пограничного отряда, в котором служил до 1991-го года и мои старые друзья узнали, что я недалеко и не откажусь от гуманитарной помощи. Во-вторых, дозвонился до комендатуры «Калай-Хумб» и связался с одногруппником по военному училищу Игорем Ковальчуком, который приехал «гуманитарием» с Камчатки и исполнял обязанности начальника штаба комендатуры. Если учесть, что на участке комендатуры предстояло организовывать служебную деятельность трем ротам батальона из пяти, то наличие личного друга в руководстве комендатуры на том участке переоценить трудно. В-третьих, при восстановлении ВЧ-связи установил связь с командованием пограничных войск Республики Казахстан в Алма-Ате и наконец-то включился в управление подразделениями батальона. В-четвертых, познакомился с бывшим помощником начальника штаба батальона, капитаном Константином Аксеновым, о котором я уже сообщал, что он перевелся в разведотдел Хорогского пограничного отряда. От него я получил не только много ценной информации по ведению документации в штабе батальона, но и массу сведений о вероятном противнике, то есть о боевиках объединенной таджикской оппозиции. Причем, с Константином мы продолжили контакт и после отъезда Артыкбаева, и во время моей второй командировки.
Где-то спустя неделю после моего прибытия в Хорог, подразделения первой пограничной роты прибыли на пограничные заставы; 1-ю «Рогак», 2-ю «Нульванд», 5-ю «Кеврон». Второй пограничной роты – на 6-ю «Даштак», а на 7-ю заставу «Ванч» планировалась доставка двух взводов, но климатические условия не позволяли это сделать и взвода сидели в Душанбе. Связь с подразделениями я поддерживал по радио, а с комендатурой была и проводная связь. Однако, весь состав управления батальона состоял из одного человека – меня, пусть я был и как бы почти зам. начальника отряда, и командир войсковой части с печатью «войсковая часть 2547», но командовать было затруднительно, так как сам себе был и единоначальник, и писарь. К тому же денег у меня не было ни копейки, сигареты закончились и курил «что подадут». Благо, что в таких бытовых условиях, какие тогда были в Хороге, офицеры Советского Союза всегда делились последним. С деньгами проблему удалось решить при помощи командования отряда; во время нахождения в командировке офицерам положены полевые деньги, но платятся они после того, когда исполнится месяц командировке, но командир распорядился выдать мне аванс. А вот с заместителями было совсем худо; не было никого, и аванса никто давать не собирался! А у меня в «Калай-Хумбе» кроме пограничных подразделений, появилась десантная рота! И все вопросы решаю только с Ковальчуком по телефону, а определить порядок несения службы на месте не могу, так как в любой момент здесь может появиться еще одна десантная рота и рота внутренних войск! Что делать? Как быть? Докладываю в Алма-Ату, заместителю командующего полковнику Бузубаеву Токтасыну Искаковичу:
- Нужны заместители, командовать невозможно!
А он мне отвечает:
-Там у тебя где-то есть майор, вот он твой начальник штаба!
-Так он же командир первой роты!
-Мы приняли решение ротное звено в этот раз у пограничников не делать, в качестве эксперимента!
- Ик! Как?!!! У меня на двух взводах сверхсрочники! (в Казахстане еще не было понятия контрактник) И лейтенанты без опыта на остальных! Что вы делаете?
-Я думаю, ты справишься! Давай этого майора, как его…
-Талынбеков!
-Во-во, забирай в управление к себе, остальных офицеров в управление к тебе подошлем попозже! Не раскисай, работай! Россияне помогут!
Хорошо, что он был начальником штаба Мургабского отряда во времена моей службы, неплохо знает меня и я, давний его подчиненный, знаю его, умею с ним общаться, да уж, если честно, и побаиваюсь! Остальных начальников знаю не очень хорошо, соответственно и общение с ними было бы сложнее. А если честно, то просто обложил бы матом и посоветовал самим над собой поэкспериментировать, и был бы, очевидно, прав.
Положив трубку телефона ВЧ-связи, я попросил оператора БИПа вызвать мне на связь майора Талынбекова, который находился на второй заставе, по радио. Обычно эта процедура достаточно длинная, но здесь как-то все получилось быстро, едва я выкурил сигарету. Говорили в закрытом режиме, соответственно постоянно проверяли настройки, давая счет:
-единица, двойка, тройка! В первой роте без происшествий! – доложил Талынбеков,
-единица, двойка, тройка! Поздравляю с назначением на должность начальника штаба батальона! Первой вертушкой выбирайся в Хорог!
-Как? А роту кому сдавать?
-единица, двойка, тройка! Никому! Вылетай!
Осознавая абсурдность сложившейся ситуации, я закончил сеанс связи. Чувства были неоднозначны; с одной стороны усиливалось ощущение, что меня «кинули», а с другой – все-таки появлялась определенность. Может, если бы я был по натуре авантюрист, то было бы и легко, но авантюристом я как раз не был. Вечером мой новоиспеченный заместитель сам попросил меня к рации и доложил, что на первой заставе есть проблемы по личному составу, необходимо двух солдат снять. По радио много не выяснишь, я просто дал на это действие «добро», мудро решив, что на месте разберусь. Тем более, что авиация должна была отработать на том направлении завтра, если позволит погода. «Авиация» правда, сказано круто, так как в январе 1994-го года в Хороге дежурил всего один МИ-8.
Погода не подвела и на следующий день, 20-го января в кабинет «Казбата» вошли майор Андрей Талынбеков и с ним два солдата. Это были рядовые Никкель и Головач, стрелки с пограничного взвода от Уч-Аральского пограничного отряда. Соответственно, я задал вопрос, за какие заслуги воины сняты с поста боевого охранения «Рогак» и почему оказались при штабе? Оказалось, что заслуг нет у них ни со знаком плюс, ни со знаком минус.
Взводы для отправки в третью смену в Республику Таджикистан формировались в последний момент. Времени для отбора солдат и для их подготовки дипломаты военным не оставили, а учитывая что вторая смена прослужила больше срока и нервы у людей были на пределе, тянуть с заменой было нельзя. Соответственно, набор воинов проходил по схемам, что на бегу придумали в пограничных отрядах офицеры, которым это дело было поручено. В Уч-Арале этот процесс был поручен заместителю начальника штаба-начальнику отделения боевой подготовки подполковнику Судакову. У ЗНШ-2 уже лежал вызов на перевод в Россию и только воля его командиров сдерживала отъезд. Возиться он не хотел, но и личный состав, включая офицеров, в Таджикистан ехать тоже не хотел. Идея родилась просто. Как известно, начальники боевой подготовки во все времена курировали гауптвахты, а Судаков был отличным ЗНШ-2 и соответственно, воины, что содержались на гауптвахте, боялись его больше, чем короля ада Люцифера. Соответственно, личный состав гауптвахты был выстроен на плацу.
-Кто желает поехать в служебную командировку в Республику Таджикистан, чтобы выполнить свой долг по охране внешних границ СНГ, шаг вперед. Шагм. Марш! – лениво сказал ЗНШ-2,
Строй не шевелился, так как на неизвестно зачем нужную войну не хотелось. Про относительно приличные деньги, что там можно заработать хоть и слышали, но не особо в это верили, а вот про первые «грузы-200» уже знали.
-Кто не желает ехать, то до «дембеля» будет на этой гауптвахте под моим руководством, - добавил подполковник.
И случилось то, что и должно было случиться! Весь строй дружно выбрал войну в замен миру! Так вопрос с комплектованием взвода был решен, а вопрос командира взвода решился аналогично. С пограничной комендатуры за какой-то грешок был отправлен на гауптвахту младший сержант сверхсрочной службы который в итоге был амнистирован и резко повышен в должности, то есть во главе штрафного взвода оказался штрафник. Все закономерно! Вот только состав этой гауптвахты, то есть взвода, почти полностью состоял из призыва май-92, к тому же всего один солдат этого призыва был русским по национальности, в связи со сроком службы он проблем особых не имел. А вот это «почти» и были отслужившие по году Никкель и Головач. «Молодые» и не казахи! Соответственно, при таком раскладе, да еще и при командире взвода в звании младшего сержанта участь этих воинов была не из лучших, и прав был Талынбеков, когда забрал их в управление батальона. Солдаты, кстати, оказались смышлеными; Никкель стал толковым писарем, причем способным замещать помощника начальника штаба, а Головач – ординарцем, поваром и ответственным за все.
Вообще-то сейчас я пишу не очень корректные вещи, так как национальный вопрос у нас во все времена почему-то замалчивался и проблемы с ним связанные, «перекладывались» в любую другую плоскость, кроме национальной. Никогда его раньше не озвучивал и я, так как было себе дороже. Теперь же будучи много лет «на гражданке», на сто рядов обдумав свою военную жизнь, я просто называю вещи своими именами. Национальная проблема – самая острая проблема в обществе, соответственно и в составляющей части нашего общества – Армии. Еще хочу добавить, что по сей день эта проблема не решается на Государственном уровне в полном объеме, а стыдливо либо умалчивается, либо искажается, а факты же конфликтов на национальной почве переводятся в область бытовую или квалифицируются как заурядное хулиганство. Убежден, если Государства не озаботятся всерьез данной проблемой, не назовут вещи своими именами, то кроме бед ничего получать от этого не будут.
Проводив всех до квартиры и определив каждому место, повел Талынбекова в штаб, попутно объясняя про батальон все то, что сам уяснил от различных источников, что увы, не могу не признать примитивом. Так называемый «ввод в должность начальника штаба отдельного батальона»! Тем не менее, теперь я был более свободен в своих действиях и не так привязан к месту дислокации управления пограничного отряда.
А дела добавлялись и добавлялись. Назавтра в Хороге установилась хорошая погода и с Душанбе к нам прибыла сводная рота внутренних войск из городов Чимкент и Алма-Ата. «Вв-шники» порадовали отличным вооружением и экипировкой, у них даже имелись микроволновые рации малого радиуса действий, которые в будущем не только прекрасно обеспечивали связь во время несения патрульной службы, но и позволили держать связь между офицерами управления батальона. В общем, использовались как сейчас сотовая связь. Эта рота имела одну особенность. Командир роты капитан Игорь Сова по основному месту службы занимал должность помошника начальника штаба полка, а командиры взводов, капитаны Жусупбаев и Железняков (он был «Алма-Атинцем») и старший лейтенант Маркин являлись по основному месту службы … командирами рот. Кстати, есть поговорка, что самая плохая рота это та, что составлена из командиров рот. Во многом убедился в правоте данного высказывания, но об этом в свое время. А пока же рота разместилась в казарме гарнизона, на офицеров были выделены две квартиры. Быстро «втянувшись» в службу, от данной роты были выставлены внутренние патрули по гарнизону.
Патрульная служба была в Хороге весьма опасной. Как я сообщал выше, в городе все время не прекращалась стрельба, чаще всего просто из хулиганских побуждений, но случались и «разборки» между различными группами. А пограничный отряд представлял собой лакомый кусок для местного населения в плане наличия материальных средств; уголь, бензин, дизельное топливо, продовольствие, боеприпасы! Многие вольнонаемные служащие, да и военнослужащие приторговывали этим, к тому же местные продавали и наркотики, такие как чарс и ханка. В этом отношении короткий срок командировки и прибытие из далека давали моим «вв-шникам» огромное преимущество; не связанные ничем с местными военнослужащими и местными жителями, они долгое время несли службу прекрасно, постоянно задерживая гражданских «коммерсантов», доставляя их на гауптвахту. Правда, этих «торговцев» сразу передавали в местное ОВД, где их сразу отпускали. Соответственно, через пару месяцев запал моих воинов угас, так как порой пойманный утром местный житель вечером задерживался снова. Бесполезность действий качеству несения службы не способствовала, а что было делать, если «помогали» мы дружественному Таджикистану практически не имея правовой базы?
Еще рота прекрасно показала себя при работе в аэропорту. Дело в том, что после того, как в 1993-м году упал от перегрузки ЯК-40, гражданская авиация в г. Хорог закончила свою работу, а в Душанбе можно было попасть исключительно при помощи пограничной авиации, и что греха таить, отдельные летчики иногда зарабатывали на перевозке местного населения. Но желающих улететь было так много, что процент перевезенных если и не был равен нулю, то к нему стремился, из-за этого погрузка в «борт» на Душанбе напоминала просто штурм. Ломились и по одному и группами, лезли в драку, угрожали оружием, а оцепление авиационного судна просто «размазывалось» по бортам. Приходилось и применять оружие, но слава Богу, что не дошло до применения на поражение, обошлось предупредительными выстрелами.
Приходилось стрелять и в патрулях, а несколько раз и вести огневой бой с территории отряда. Как помните, пистолет мне не дали, и пусть я взял себе со склада отряда в «пользование» автомат, но по отряду с ним передвигаться было все-таки неудобно, поэтому я положил в карман бушлата гранату РГД-5, так сказать на всякий случай, который вскоре и представился. Через недельку после начала службы ротой «вв-шников» шел я вечером возле отрядной котельной, что примыкала к забору. И вот когда я попал в зону, освещенную фонарем, по мне из-за забора открыли огонь из пистолета. Сказать, что я «молнией метнулся» за угол кочегарки – значит, соврать, я проделал это еще быстрее. Решение применить гранату возникло сразу же, но не судьба… Накануне мне новый товарищ, майор Борис Пинягин предложил обменяться бушлатами. Дело в том. что у меня был легкий по весу бушлат, очень необычной расцветки, а у Бориса же – добротный и теплый бушлат, старой советской кройки. Парень ждал замены и считал не лишним, если вернется домой в необычном для тех мест одеянии, а мне бы не помешал более теплый и испытанный бушлатик, так что препятствий к взаимовыгодной сделке не возникло, и она состоялась. Но я забыл переложить в карман «подарка» гранату, что осталась в моем старом бушлате, который теперь носил «вооруженный» Борис Пинягин! Именно поэтому я бессильно распластался на земле, понимая всю ущербность своего положения.
На выстрелы, однако, патруль прибежал моментально. Правда, когда я увидел бегущих солдат, то первым делом рявкнул:
-К бою! Лежать б… - я боялся, что бойцы выскочат на освещенный участок и станут отличной мишенью.
Когда бойцы дружно упали, я метнулся уже к ним, а добежав, распластался рядом, после чего пользуясь служебным положением, я забрал автомат у старшего наряда и высадил в темноту через забор целый магазин. А толку… Судя по всему, результаты службы новых патрульных разозлили местных «коммерсантов» и меня просто решили припугнуть, так как если бы хотели убить, то по-моему бы, без труда убили. Основанием для такого предположения может служить то, что угрозы я стал получать регулярно. Днем с забора отряда от местных жителей, а также и в аэропорту. Я, конечно, принял определенные меры безопасности, но не буду врать, что уж очень крутые. Осознавал, что профессия военного представляет повышенный риск и в общем, во многом зависит от фортуны. Да и что я мог сделать? Спрятаться в квартире, или «забить» на службу? Ну, или придумать себе болезнь и уехать домой, а после бы спокойно обучать подчиненных тому, «что необходимо на войне»? Нет, это годится для тех людей, что могут долго и счастливо жить с позором, а я пусть и не поддерживал бесшабашную храбрость, но и откровенно позориться не собирался.
После того, как организовал несение службы в гарнизоне отряда, а начальник штаба начал выполнять свои обязанности так, как представлял их я, наконец-то вылетел на МИ-8 в Калай-Хумб. Командировка была и сложной, и приятной одновременно. Предстояла встреча с «однокашником» по училищу, через десять лет.

Хумб

Калай-Хумб – районный центр Дарвазского района. Пограничники название кишлака никогда не выговаривали полностью. Говорили просто «Хумб». Кишлак расположился вдоль Пянджа. На той стороне располагался афганский кишлак Нусай. Пограничная застава, а позднее и комендатура, были приемниками еще русского казачьего поста, который находился на одном и том же месте. Достопримечательностью данного пограничного подразделения была древняя чинара, что располагалась у ворот. Сколько этому дереву лет не знал никто, но на фотографии поста в конце девятнадцатого века оно уже присутствовало, причем не очень юного вида. Смотрел я на это дерево и всегда жалел, что оно безмолвно. Скольким же событиям оно было свидетелем! Сколько могли поведать эти ветви! Но увы.
Встреча с однокашником прошла как-то по-деловому. Воспоминания и обмен событиями оставили на вечер, а днем я оставил вещи в квартире коменданта, в которой Игорь и проживал, отправился к «своим» десантникам. Десантников я хотел расположить всех на пограничном посту «Микрон», что прикрывал комендатуру сверху, но Ковальчук попросил половину роты оставить в гарнизоне для организации патрульной службы, службы методом боевого охранения и в качестве резерва. Половина же роты уже организовала службу на пограничном посту «Микрон». На мой вопрос, не боится ли он буйного нрава десантников и соответственно, конфликтов с солдатами комендатуры, Игорь сказал, что командир роты очень толковый и все подобные проблемы они решат. Я возражать не стал, а пошел знакомиться с офицерами роты.
Командир роты старший лейтенант Бауржан Тулинов действительно оказался офицером грамотным, несмотря на относительную молодость очень умелым. Ротой управлял уверенно, авторитет имел большой как у солдат, так и у командиров взводов. Мы с ним подробно разобрали задачу роты по охране гарнизона комендатуры, а после поднялись на «Микрон», где я проверил схему обороны поста, опросил у дежурных огневых средств задачи. Результаты радовали, так как личный состав был хорошо обучен и подготовлен.
Единственный вопрос, что беспокоил офицеров и на который я не знал ответа – порядок нашего денежного довольствия. Дело в том, что согласно Постановления Правительства Республики Казахстан, мы должны получать денежное довольствие в размере, что установлен для военнослужащих Российской Федерации. На тот момент пограничные войска России получали денег значительно больше, чем в Республике Казахстан. К тому же в Республике Таджикистан это довольствие удваивалось. Только вот проблема возникла после того, как в России осенью 1993-го года появились «новые» рубли, а в Казахстане – теньге. (Об этом я упоминал не раз и судя по всему, еще упомяну, так как эта проблема во многом в первую мою смену стала ключевой). До этого две смены батальона получали деньги в ФИНО российского пограничного отряда и соответственно, нахождение на руках у военнослужащих значительных сумм денег имело много проблем. Тем не менее, нужно признать факт, что в начале 90-х годов еще были какие-то остатки советского патриотизма, но уже время заставило искать и материальную подпитку высшим чувствам. Никто не хотел рисковать своей головой за непонятные идеи, а неплохие советские военные профессионалы растерялись в современных условиях и не знали, толи просить денег за работу, толи на первое место поставить защиту Отечества? Но только вот какого? А шут его знает. И характерно это было как для россиян, так и для казахстанцев, таджикистанцев… Время было смутное и до сих пор до конца непонятое.
Я честно сказал офицерам, что ответа на этот вопрос не знаю. Сам хотел бы получать здесь в рублях, но наше «хотение» в принципе, всем по боку. В ответ молодые офицеры со всей горячностью заявили, что они согласны получать деньги только в российских рублях, как записано в контрактах, но на этом полемику мы прервали, так как вопрос был абсолютно неясен, а продолжили уточнение боевой задачи, которая была поставлена роте.
Вечером мы с Игорем Ковальчуком поужинали нехитрой снедью на квартире коменданта, Михеева Анатолия Дмитриевича, который отсутствовал – был на сборах в Душанбе, и обложившись сигаретами, стали рассказывать про свою службу за десять лет, что не виделись после училища. Рассказать было о чем, и мы проговорили до глубокой ночи. Назавтра я выехал на пограничную заставу «Кеврон» где нес службу взвод под командованием лейтенанта Иванова. Курчумский взвод, сформированный в моем отряде. Для моего выдвижения с заставы прибыл вооруженный резерв на двух ГАЗ-66, в составе двух отделений. Старшим резерва прибыл лейтенант Константин Селюк.
Пограничные заставы Хорогского отряда все, точнее почти все, кроме заставы «Ванч», расположены на Памирском тракте, непосредственно в кишлаках, в лучшем случае на окраине. Их места дислокации выбирались с учетом обеспечения их жизнедеятельности, но никак не ведения боевых действий. К ним по своему местоположению они просто не пригодны. Да и по моему мнению, к охране Государственной границы тоже. Любое действие, проведенное на пограничной заставе, прекрасно просматривается с сопредельной территории, а близость кишлака предоставляет неограниченные возможности для действий вражеской агентуры. Соответственно, эти особенности и учитывались при охране и обороне границы. Пограничная застава «Кеврон» располагалась на восточной окраине одноименного кишлака и представляла собой комплекс саманных зданий, окруженных каменным дувалом (забором) постройки тридцатых – сороковых годов прошлого столетия. Казахстанский взвод использовался для прикрытия подступов к заставе с тыла, расположившись на северном склоне прилегавшей к заставе горы, метрах в трехстах. Условия существования взвода были ужасными. Точнее, условий не было вообще.
Представьте себе армейскую взводную палатку, в которой стояли кровати, укомплектованные матрацами, ватными подушками и одеялами. Белье отсутствовало за ненадобностью. Пол был «из естественного грунта», брезент палатки имел «вентилиционные отверстия», попросту говоря дыры, а за пределами данного жилища температура была со знаком «минус» и лежал снег. К тому же зимой в горах часто дует ветер, который данную обстановку «освежал». Для обогрева в середине палатки стояла печь-буржуйка, около которой температура внутри «жилища» достигала плюсовой отметки, а вот ближе к стенкам был «минус». Рядом с «жилой» палаткой располагалась «хозяйственная», где находилась полевая кухня и два солдатских обеденных стола. Весь этот «комплекс» был окружен очень неплохой непосредственной обороной, которую составляли ячейки для стрельбы и ходы сообщения. Оказалось, что солдаты добровольно, без понуканий все свободное время обустраивают ее, в надежде согреться. Помня о том, что Федор Иванов офицер слабенький, я проверил действия взвода по команде «К бою». Неожиданно действия оказались удовлетворительными, хотя знания солдат своих задач оставляли желать лучшего.
Внешний вид солдат был страшен. Камуфлированные чехлы с зимних брюк и ватников были сняты по совету офицеров заставы, чтобы осталось что-то не рваным в будущем. Остальная одежда на камнях рвалась, зашивалась и снова рвалась, такая же участь постигла и сапоги, а валенки использовали редко, так как их срок эксплуатации на камнях был еще меньше. Все без исключения чесались – вши! Какой-либо подменной одежды не было, а с момента начала службы взвода еще не прошло имесяца. Лица солдат покрывала щетина, у отдельных «колосились» бороденки. Бриться было не чем, купить какие-либо бритвенные принадлежности было не на что; тенге в Таджикистане были никому не нужны, а рублей у нас не было. Да у солдат и теньге не было. Из-за денег еще более страшной проблемой было курево, курили только то, чем делились россияне с заставы. На заставе, только официально по норме довольствия, получали продукты для кухни, там же раз в неделю мылись в бане, где заодно прожаривали вшей. На заставе же располагались больные, которых при таких условиях существования хватало.
На заставе я прочитал приказ на охрану границы на осеннее-зимний период, познакомился с офицерами. Управляли заставой два лейтенанта прошлого года выпуска. Костя Селюк и Коля Александров. Коля весной заменился и убыл служить в какой-то другой округ, а Костя Селюк очень надолго связал свою жизнь с пограничной группой в Республике Таджикистан. Должен был стать Героем России, но как часто бывает, не стал. Об этом подробнее напишу позже. Уже уволившись в запас, этот прекрасный человек погиб в автокатастрофе. Вечная память.
Парни были очень хорошие, а главное честные и искренние. Заставой им было управлять сложновато, так как опыт какой-либо отсутствовал, но выручала самоотдача. Личного состава на заставе было человек сорок. В основном парни были из России, но было человек восемь-десять местных таджиков, что были призваны, согласно договору, между Россией и Таджикистаном в федеральную пограничную службу России. Все они были какие-то маленькие, перепуганные, что казалось, такими и останутся. Но нет, со временем некоторых из них встречал во время других командировок, а они стали хорошими солдатами-контрактниками. Еще стоит сказать особо о водителе пограничной заставы, таджике Абдулло. Этот немолодой, обремененный большой семьей мужчина пришел на работу на заставу водителем ГАЗ-66. На контрактную службу он не подходил по возрасту, но будучи вольнонаемным, работал честно, часто рискуя жизнью. Абдулло выводил свою машину из под обстрелов, подвозил к месту боестолкновений боеприпасы и личный состав. Не трусил в ответ на угрозы от боевиков, что перепали ему в родном кишлаке в огромных количествах.
Двое суток я провел на «Кевроне». Один раз переночевал на посту боевого охранения. Нужно это было? Думаю, да. Солдаты видели, что их самый главный командир может разделить с ними их быт, а я собственной шкурой прочувствовал те условия, что достались некоторым моим подразделениям. Лично поучаствовал в службе нарядов, провел занятия с сержантами, уточнил распорядок дня. Здесь я впервые использовал данную мне власть по снятию и назначению на должности, сменил двух командиров отделений. Снятые с должности сержанты авторитетом не пользовались, а «ставить» им авторитет обстановка не располагала, да и времени на это не было. Назначил вместо них парней, что авторитетны среди сослуживцев и все. В дальнейшем кстати, из них получились хорошие сержанты. Радовал заместитель командира взвода, сержант Б…ский. Парень был грамотен, требователен и принципиален. У хорошего командира взвода он бы мог быть отменным помощником, а так с ним случилась большая неприятность, да об этом в свое время.
Отработав на «Кевроне» по полной программе, выехал я на Калай-Хумб. Вечером того же дня мы с Ковальчуком, поужинав, возлежали в натопленной квартире коменданта, наслаждаясь теплом, покоем и чистой кроватью, когда Ковальчуку позвонил некто с кишлака и сообщил, что в районе памятника идет переправа. По такой информации положено было докладывать в отряд, а потом ждать решения. Игорь же спросил, не против ли я «хлопнуть» переправу? Я был «за»! По этой причине мы моментально подняли по команде «тревога» взвод моих десантников и резерв местной заставы. Через пять минут мы выехали на двух БТР-70 и ГАЗ-66 на окраину кишлака, где возвышался памятник таджикскому поэту Фердавси. Высадив на тракте прикрытие, мы с двумя отделениями десантников свалились буквально на голову толпе местных, что принимали переправу из Афганистана. Действия наши были столь стремительны, что не было сделано ни единого выстрела, а вся наркомафия, привыкшая к безнаказанности, была свалена мордами в песок. Правда, немного оклемавшись, начали качать права, пытаясь устроить митинг – «Это моя земля. А вы – оккупанты, убирайтесь в Россию!» Пришлось все-таки выстрелить несколько очередей из автомата вверх, после чего настала тишина. Ковальчук вызвал солдата из местных, чтобы провести опрос задержанных, а мы стали считать задержанных. Насчитали восемнадцать взрослых и по-моему, трое детей, которых отпустили. Как показала практика – зря. Отпустить их, конечно, следовало, но позже.
Вдруг старшина заставы, прапорщик, по национальности таджик, дернулся на какой-то шорох и открыл огонь по близлежащему склону в тылу. Мы с Ковальчуком заорали на него, что бы прекратил огонь, так как по склону заняли оборону наши бойцы. Прапорщик испуганно заявил, что там кто-то крадется, а Ковальчук сказал, что это он вызвал переводчика. А со склона тем временем раздавались вопли на фарси, которые может издавать только раненый человек!
-Вот! Видите? - воскликнул прапорщик,
Но среди нерусских слов вдруг услышали фразу:
-Старшина! Мудак!!!! И стало ясно, что ранен переводчик. Что ж, подобные факты, как это ни гнусно, являются одним из составляющих любой войны, да о подобном еще будет рассказано не раз. А пока, погрузив в автомобиль, на котором прибыли мои десантники, задержанных, мы отправились на комендатуру. При подъезде к воротам комендатуры нас плотно блокировала толпа местных жителей. Все были настроены агрессивно, отдельные были с оружием, и нам с трудом удалось пробиться за ворота, спасибо десантникам. Вот почему не стоило сразу отпускать «бачей» (ребятишек), так как это они оповестили кишлак о задержании переправы. Если бы их довезли до ворот комендатуры и потом отпустили, то заехали бы в расположение спокойно.
По прибытию доложили в отряд, что задержано семнадцать местных жителей и один, судя по всему, гражданин Афганистана. Во время задержания со стороны Афганистана был произведен обстрел из стрелкового оружия, в результате которого один пограничник ранен в ногу (вы, наверное, поняли о чем речь). Задержанных передали местному отделению Комитета Национальной Безопасности (КНБ) Республики Таджикистан, где их благополучно сразу отпустили, а старика-афганца, что был среди них, назавтра отправили через Пяндж домой. У меня резонно возник вопрос; если бы мы утопили переправу? То к нам бы никто претензии не имел, а если захватили всех живыми и невредимыми, то оказалось, что выполнили абсолютно бессмысленное действие. Никто ответственности за незаконную переправу не понес. Вообще-то трудно было под наши действия подвести какую-либо законодательную базу. Задерживали мы местных у реки на основании постановления местного совета, что запрещало нахождение кого бы то ни было у уреза воды в темное время суток, в то же время если на реке обнаруживали плавсредства (лодки, камеры, плоты), то сразу открывали по ним огонь на поражение. По законности применения оружия вообще был цирк. Закон о Государственной границе нам в Республике Таджикистан ничего не регламентировал, а было инструкция по применению оружия, что подписана Директором Федеральной пограничной службы России, где были слова: «Оружие применять исходя из конкретно складывающейся обстановки, руководствуясь целесообразностью, если жизни пограничников или мирных граждан угрожает явная опасность…» Как это можно понять? Например, встретился я на узкой тропке с местным жителем, что одет в гражданское платье, но вооружен автоматом Калашникова? Вроде бы мне ничего не угрожает, но после нескольких безобидных фраз он начинает орать, что это его земля, чтобы я убирался к себе домой, а потом начинает дергать затвор автомата? И с какого момента моей жизни угрожает та самая «явная опасность?» А таких случаев у нас было не пересчитать.
Еще в этой командировке я собирался посетить заставы «Рогак» и «Нульванд», где располагались взвода от Маканчинского и Уч-Аральского отрядов. Эти взвода у меня в голове вообще сидели занозой, так как командирами их были «сверхсрочники», даже не прапорщики! Однако, выехать на правый фланг комендатуры мне не удалось, так как Талымбеков доложил мне, что вот-вот должна прибыть вторая десантная рота, соответственно я на МИ-8 срочно вылетел в Хорог.

Подразделения в сборе, вернее почти в сборе.

Третьего февраля мне на голову свалилось два события; исполнилось тридцать три года и прибыла вторая десантная рота. Командир роты лейтенант Султан Саутбаев доложил о прибытии и был явно разочарован известием, что рота не будет расквартирована в гарнизоне отряда, а повзводно придана пограничным заставам «Рушан», «Сохчарв» и «Андероб». Наслушавшись рассказов от первых двух смен о хоть и боевой, но веселой службе в Хороге, готовилась к этому и третья смена. Несмотря на явную молодость офицеры-десантники, все как один лейтенанты, романтики были лишены начисто, зато меркантильностью заражены были основательно. Например, известие об успешных действиях первой десантной роты на участке Калай-Хумба их не впечатлило, а вот невозможность реализовать коммерческие способности в городе Хороге явно огорчило. Ну, да зато не огорчило меня, так как боевые способности десантников я успел оценить по первой роте, и считал, что уж за боевую составляющую постов могу быть спокоен, а в том месте и в то время эта составляющая, бесспорно, была самая важная.
Я созвонился по ВЧ-связи с Алма-Атой, управлением войск, пытаясь выяснить вопросы; где находятся пограничные взвода от Панфиловского и Чунджинского отрядов, где офицеры управления батальона, такие как зам. по воспитательной работе, зам. по тыловому обеспечению, помощник начальника штаба, начальник продовольственно-вещевого снабжения, врач и фельдшер батальона? Как будет осуществляться вопрос с финансовым обеспечением? Мы же ничего не знали! На это я получил ответ, что офицеры управления и два взвода пограничников в Душанбе, ждут отправки в Хорог, но вот погоды нет, а про финансовое обеспечение пока еще ничего не решено. На вопрос, что объяснить людям получил ответ типа: ну, ты такой умный, придумай что-нибудь!
Как говорится, ха-ха три раза! Уже прошел месяц, как я командую батальоном, а вот воз и ныне там. Единственный заместитель появился в процессе службы, причем неожиданно для него самого, и мы с ним вдвоем работаем за все управление батальона. Действительно, в полном объеме вели документацию, решали вопросы тылового обеспечения, бились с медицинскими проблемами! Хороших помощников мы за короткий срок сделали из Головача и Никеля. Головач полностью закрыл хозяйственно-бытовые вопросы в нашем жилище, а Никель стал выполнять обязанности помощника начальника штаба батальона, исполняя практически все документы; слава Богу, старенькую печатную машинку нам выделили. Кстати, не могу не сказать добрых слов в адрес офицеров, прапорщиков и вольнонаемных Краснознаменного Хорогского пограничного отряда. Они не делили нас на «своих» и «чужих», а снабжали и обеспечивали наши подразделения всем, чем пользовались сами. Делили скудное обеспечение той жестокой зимы без какого-либо ущерба для нас, оказывали практическую помощь во всех вопросах, не считаясь со своим временем. Огромное им спасибо.
Нужно сказать, что главной своей заслугой на тот период считаю то, что сумел полностью сформировать положительное мнение о батальоне. Командование, да и другие военнослужащие и вольнонаемные отряда стали вспоминать первую смену батальона как недоразумение, а вот нынешнее, стабильное положение дел считать обычным рабочим состоянием батальона. Как этого добился? Во-первых, сумел правильно расположить подразделения, убрав в горы, на заставы десантников, так как они постоянно конфликтовали с российскими подразделениями и отнимали на разбирательства кучу времени. И сделал для себя вывод на будущее, что желательно использовать бойцов согласно их боевой специальности, будет больше толку. Во-вторых, много времени тратил лично на служебно-боевую деятельность роты внутренних войск, которые сумели в короткий срок отлично зарекомендовать себя при несении патрульной службы и при обеспечении работы авиации в аэропорту как весьма квалифицированные военнослужащие. А служба у них была не сахар! С забора отряда в адрес патрульных были нередки случаи угроз, разных предложений. Несколько раз патрули подвергались обстрелам, в результате чего получался небольшой огневой бой. В этом случае к месту боестолкновения моментально выдвигался резерв роты, благо со связью проблем не было, так как «транспортные» носимые рации на малом расстоянии обеспечивали ее прекрасно, причем диапазон наших частот не мешал никому вокруг. Получив пару раз в ответ, нападавшие крепко успокоились, видно тоже хотели жить, и когда в ответ на их огонь через забор раздалась очередь нашего «ПК», то сделали вывод, что лучше уж не связываться с нынешними патрульными. Тем более, что благодаря осветительным сигнальным патронам патрульные так осветили местность за забором, что стало видно как днем, и уже преимущество нападавших исчезло. Может, в других условиях это бы имело бОльший эффект, но голод и холод гнал местных к отряду в поисках продуктов и топлива, а беззубость местных правоохранителей сводила к нулю результаты работы наших патрульных. Пока еще запала хватало, а я же. Поняв это «пока» старался поддерживать его всеми способами, что способен был придумать…
Конечно, здесь маленько припахивало «потемкинской» деревней, так как внутренняя рота была всегда на виду в гарнизоне отряда, но все-таки явных провалов на начальней стадии удавалось избегать.
Большой проблемой для меня было еще и то, что два взвода пограничников от Панфиловского и Чунджинского отрядов почему-то плотно осели в Душанбе, никак не могли попасть на заставу «Ванч», а с ними находились мой заместитель по тыловому обеспечению, помощник начальника штаба и врач батальона. Я реально устал от бесконечных ведомостей; финансовых, тыловых, на боеприпасы, да и приказы по части я зачастую сам готовил и подписывал. Плюс к этому постоянно приходилось принимать частные решения по охране и обороне границы подразделениям, так как обстановка менялась, а мой начальник штаба очень старался выполнить свои обязанности, но если у меня для нынешней должности опыта было маловато, то у него не было совсем. Но все же с каждым днем Андрей оказывал мне реальной помощи больше и больше, осваивая свою новую должность.
Разобравшись кое-как с подразделениями хорогского направления, я снова убыл на Калай-Хумб, так как за правый фланг голова у меня болела всерьез.

Взвода с командирами и без них

По прибытии на Хумб быстро подвернулась колонна на Кеврон, чем я и воспользовался, предварительно попросив Ковальчука организовать мне «сопроводиловку» на правый; Игорь обещал через пару дней. Прибыв на Кеврон, я убедился, что изменений не произошло. Взвод по-прежнему существовал в ужасных условиях, а Иванов что-либо предпринять и не пытался. Посмотрев на это свинство, я принял решение разместить одно отделение на заставе с заменой через три дня. Это кстати, оказалось удачным решением. Во-первых, люди периодически попадали в более-менее человеческие условия, во-вторых, это внесло разнообразие в опостылевший солдатский быт. Перед этим организовал внеплановую баню со стиркой вещей, а созвонившись с Ковальчуком, решил вопрос с дополнительным выделением дров на заставу для организации бани два раза в неделю. В результате принятых мер наконец-то победили во взводе педикулез. Вши отступили. Хотя, если честно, то скажем, почти отступили. Кто когда-нибудь был на такой войне, тот оценит значение данной победы. Ну а кто нет…
Еще на Кевроне по-прежнему радовало взаимодействие с руководством заставы. Если бы не Селюк с Александровым, то как бы «накомандовал» Иванов, мне даже предположить трудно. Парням на заставе было тоже не сладко; личный состав был смешанный, младший призыв был целиком из местных таджиков. Большинство из них было с горных кишлаков, имели отвратительное образование и вдали от дома оказались впервые. Запомнился комический случай; рослый и крепкий повар, русский солдат-срочник, держа за ухо, притащил в канцелярию верещащего маленького солдата-таджика. «Занеся» его таким образом в канцелярию, солдат доложил, что данный «воин», будучи рабочим по кухне, помочился, не выходя с кухни, в канализацию. Парень был настолько возмущен, что по-моему, сам плохо верил в происшедшее. Глядя на эту пару, я не к месту подумал; вот прошлое и будущее пограничных войск. Не скажу что оказалось верно на 100%, но большая доля справедливости в этом оказалась, это точно
Со временем как-то все «устаканилось», а многие солдаты-таджики стали по окончании срочной службы контрактниками, некоторые офицерами и прапорщиками, а кое-кто и по сей день охраняет границы России. И многие служили очень и очень достойно!
Только вот времени на это ушло много, как и сил нервов и здоровья офицеров, что тогда ими командовали.
Единственно, что было крайне редким в то время среди солдат – это дизертирство. Русским парням бежать было некуда, а Таджикистан был настолько беден, что денежное довольствие рядового «срочника» в российских пограничных войсках было приблизительно как у старшего офицера таджикской армии. Эта получка позволяла даже содержать всю родню солдата, что проживала в каком-нибудь кишлаке, и в случае побега солдат, будучи крепко побит родственниками, возвращался ими же обратно. Прецеденты такие были!
Проделав на «Кевроне» запланированную работу я колонной с заставы выехал обратно на комендатуру, где поработав с десантной ротой, большой колонной выехал на первую-вторую заставы, там реально предстояла нелегкая работа. С десантной ротой на Хумбе работать было приятно, старший лейтенант Тулинов все распоряжения понимал точно и выполнял моментально. Личный состав роты был настолько прекрасно подготовлен, что у меня даже возникла мысль, что данная десантная рота и в гарнизоне Хорога была бы лучшей. Глядя на Тулинова, я окончательно сделал вывод, что традиции и особенности родов войск, конечно, играют определенную роль, но значение командира-единоначальника трудно переоценить, именно оно играет решающую роль. Доволен десантной ротой был и комендант Анатолий Дмитриевич Михеев, с которым я познакомился в этой командировке, и Игорь Ковальчук. Рота уже приобрела хороший опыт по охране и обороне границы, в частности пресекла попытки нескольких переправ, неся службу на пограничном посту «Микрон», подразделения роты с удовольствием использовали для сопровождения колонн и организации засад. Я уже было решил, что на Хумбе, от десантников, никаких проблем не будет, но… Об этом позже.

Нульванд и Рогак

Колонна из пяти машин и двух БТРов медленно двигалась вдоль реки Пяндж. Чтобы колонна избегала обстрелов, я использовал совет Владимира Владимировича Кочетова, прятаться «под юбку». Что это значит? Да просто подвозил по пути всех женщин и детей! Дело в том, что существовал приказ, который запрещал подвозить воинским колоннам местных жителей, но вместе с тем было хорошо известно, что боевики никогда не откроют огонь по автомашине, если в ней находятся местные жители. Им (как и нам) абсолютно ни к чему было портить отношения с местным населением, а яркие платки таджикских женщин было видно далеко. Это еще и способствовало более лояльному отношению к нам со стороны местных жителей, так как учитывая запредельную нищету, что накрыла Горный Бадахшан, уехать местным с кишлака в кишлак было очень трудно.
В колонне я познакомился с капитаном Джумаевым Бахой, начальником заставы «Нульванд».. Он в свое время проходил службу заместителем у Николая Романова, моего «однокашника», с которым я встречался в Бурундае, соответственно офицер был рад привету от своего бывшего командира. Сам же Баха был уроженцем Хорога, что несомненно имело свои плюсы при несении службы в местных условиях. Правда, минусов в связи с этим тоже хватало, неизвестно чего было больше. По прибытию на «Нульванд» я занялся маканчинским взводом. Взвод дислоцировался непосредственно на заставе и жил в весьма комфортных условиях. Командовал взводом младший сержант сверхсрочной службы Алимгазин. Этот молодой парень, конечно, не имел половины знаний, необходимых для командования взводом, но старался, кое-как управлял людьми, а с помощью офицеров заставы особых сложностей не имел. Изучив задачу, что выполнял взвод, уточнив кое-какие мелочи, я более-менее успокоился. Ночевать я расположился дома у начальника заставы и отдохнул достаточно безмятежно. Завтрашний день я провел среди личного состава взвода; проверил службу постов, что выставлялись от взвода, уточнил сектора обстрела дежурных огневых средств, поучил взводного. Заодно провел и несколько небольших 2разборок» с личным составом. Солдаты проживали вместе с россиянами, значительную часть которых составляли памирцы-таджики, и уже случились кое-какие конфликты. Если бы взводом командовал опытный офицер, то это бы можно было погасить в зародыше. Но сверхсрочнику это было не по силам. Именно поэтому я обошелся с бойцами максимально жестко. Почти на грани жестокости, чтобы хватило им дослужить без «ЧП» свой срок. Как жизнь показала, здесь – сумел, хватило. А вот на соседнем «Рогаке» хватило уже с приставкой «почти», правда. там и причины были другие, но об этом в свое время.
По утру выехал в колонне на первую пограничную заставу Хорогского отряда – «Рогак».

Самый штрафной взвод моего штрафбата

На «Рогаке» меня встретил начальник заставы, сухопарый и шустрый старший лейтенант Гавриленко. Несмотря на молодость это был очень способный офицер; грамотный, умеющий оперативно и хладнокровно оценить обстановку и принять решение. Однако казахстанский взвод он рассматривал больше как обузу, чем помощь, да и если честно, основания для этого у него были. Как я уже сообщал, взвод Уч-Аральского отряда собран был в основном из амнистированных «губарей», командир взвода младший сержант сверхсрочной службы Балан с личным составом вообще не управлялся, авторитета не имел. Парень совсем не имел опыта, не обладал необходимыми знаниями – что с него можно было спросить? А спрашивать было нужно.
Взвод располагался и нес службу на двух постах боевого охранения, что располагались от заставы вверх по склону горы где-то около полукилометра от заставы. Между постами было также метров пятьсот. Взвод был разделен пополам и проживал в убогих блиндажах с маленькими печками. Этими печками отапливались и на них же готовили пищу. Те же вши что и на «Кевроне» были спутниками моих солдат. Правда, на «Рогаке» климат был теплее, чем на «Кевроне», да и в блиндажах ночью было тепло. Младший сержант Балан честно мне признался, что днем он находится на постах, а ночует на заставе. Как я понял из беседы с ним и начальником заставы – он просто сбежал от личного состава. И не мудрено, из бесед с Никкелем и Головачом я знал об отношениях во взводе, знал лидеров, хотя и заочно. Я строго настрого приказал командиру взвода, а пользуясь властью зам. начальника отряда и начальнику заставы, чтобы Балан ночевал только на постах, меняя их каждую ночь. На посты я поднялся сразу по приезду, отказавшись от предложенного обеда. Нужно сказать, что солдаты, узнав что к ним едет комбат, навели в блиндажах и в непосредственной обороне идеальный порядок, стремились показать, что и они являются достойными воинами. Побеседовав с людьми, я убедился, что свою задачу они знают плохо, по команде «к бою» торопятся, суетятся, но только и всего. Проверив эти вопросы, я принялся за обучение личного состава. Все трое суток, что проработал на этих постах, работал я и за командира взвода, и за преподавателя школы сержантского состава, а по отношению к Балану был еще и преподавателем военного училища. В общем, к концу третьих суток какой-то результат получился. Хорошо бы было поработать здесь еще с недельку, или усилить данный взвод офицерами управления батальона, но ни временем для более длительной работы, ни офицерами я не располагал. Подразделения батальона втянулись в службу и проблемы росли как снежный ком.
Кроме службы на пограничной заставе «Рогак» было что просто посмотреть и в познавательном плане. Я увидел в частности, лимонарий (это парник для выращивания лимонов), увидел лавровое дерево, даже попарился в заставской бане лавровым веником. Да и общение с хорошим, дружным коллективом руководства заставы оставило приятные впечатления. Тем не менее, когда Игорь Ковальчук прислал на заставу колонну, чтобы заодно увезти и меня, то покидал я заставу с тяжелым сердцем. Понимал, что очень зыбкое благополучие моего первого взвода, в любой момент может оно нарушиться.
После прибытия на комендатуру я поднялся на пост «Микрон» к десантникам. Пограничный пост порадовал дальнейшим совершенствованием оборонительных сооружений и новенькими прекрасно оборудованными блиндажами. Еще было характерно, что не было ни одного «вшивого» солдата. Наблюдая отлаженный механизм работы первой десантной роты с Бауржаном Тулиновым во главе, я только острее чувствовал, как все-таки опрометчиво поступило командование пограничных войск Республики, скомплектовав таким спешным образом пограничные подразделения и не набрав ротное звено. У десантников была всего одна проблема, офицеры роты настойчиво просили выяснить насчет денег и заявляли, что согласны получать их только в российской валюте. Я же про деньги ответить ничего не мог, так как командование войск республики Казахстан до сих пор не могло принять решение по этому вопросу. А впрочем, по какому вопросу в моем «штрафном» третьем «казбате» было оперативно принято решение? Неопределенность в любых вопросах только добавляла нервозности офицерам, которая могла негативно отразиться на службе.
Почему так хотели офицеры. Чтобы им платили деньги в российских рублях? Основная причина – несмотря на молодость, парни не очень верили своему руководству, что их не обманут при расчете у себя в части. Видно, для этого были основания, как оказалось в будущем – не всегда безосновательные.
Ну а другой причиной было, что деньги-то молодым офицерам были нужны для почти детских целей; приобрести себе чапан (таджикский халат), пакистанские «берцы», камуфляж, чем тогда охотно торговали местные.

Первые ЧП, первые серьезные проблемы..

Прибыв в пограничный отряд, я доложил о результатах командировки прибывшему из отпуска начальнику пограничного отряда Нероеву Сергею Владимировичу. Данный офицер лично на меня произвел очень благоприятное впечатление. Под его руководством я провел две командировки и все время находил полное взаимопонимание. Во второй половине года Сергей Владимирович возглавил созданный оперативно-войсковой отдел «Хорог», в состав которого вошли все отряды Памирского направления, Мургаб, Ишкашим. Хорог, а после и Калай-Хумб. Очень было комфортно мне с ним работать!
После беседы с командиром настал черед доклада моего начальника штаба. Талынбеков вывалил на меня кучу проблем и вопросов, причем разной направленности. Здесь были и вопросы тылового обеспечения, и штабной документации. Возникли и первые проблемы с дисциплиной у солдат, случились первые конфликты солдат роты внутренних войск с солдатами отряда. Правда, мои виновными, точнее инициаторами, в них не были, но все равно - приятного было мало. К тому же «бумажной» работы набралось не впроворот. Нужно было делать ведомости на полевые деньги офицерам, утверждать результаты служебных расследований, что проводились по грубым нарушениям дисциплины (когда масса личного состава они неизбежны), отписывать различные отчеты в управление войск в Алма-Ату, решать вопросы медицинского обеспечения личного состава. Работы было не просто много, а очень много. Еще произошло знаковое событие, в батальон прибыла группа особого отдела во главе с капитаном Марленом Сугралиновым, как показала практика – отличным оперативным работником. Трудно переоценить значение работы «особистов», особенно в таких условиях. Наш кинематограф, совместно с печатью создал из данной профессии образ «монстров», которые только и делают, что строят козни честным служакам. На самом деле это совсем не так, значение этой работы огромно, переоценить ее нельзя. Ее даже оценить трудно тем, кто с ней вплотную не сталкивался.
Включиться в работу опергруппе пришлось сразу. По радио мне доложил с «Кеврона» старший лейтенант Иванов, что во взводе при проверке оружия обнаружилась пропажа подствольного гранатомета «ГП-25». Во взвод вылетел Сугралинов, которого я попросил:
- Марлен, найди «подствольник»! Если не дай Бог украли – поставь передо мной того, кто это сделал!
- Постараюсь, комбат! – буднично ответил тот.
Следом капитан Сова, командир «ВВ-шников», доложил, что поймал двух патрульных при попытке торговли с забора, солдаты меняли предметы форменной одежды на сигареты. Солдат я решил хорошо наказать, но не прерывать с ними контракт, так как мотив поступка позволял не позиционировать их как «конченных» врагов. Сам же стал «бомбить» звонками свое командование, пока не добился выделения средств на обеспечения личного состава куревом со склада пограничного отряда.
Еще я постоянно требовал у руководства войск дополнительно выделить обмундирование для пограничных рот, которые обносились до невозможности. Здесь мне немного помогло командование отряда, выдав со склада части бывшее в употреблении обмундирование. Конечно, проблемы это полностью не решило, но немного помогло. Также пытался я решить и денежный вопрос, так как ни солдаты, ни офицеры до сих пор не получили денежного содержания, но здесь было по-прежнему, то есть никак. Офицеры возмущались, но ответить мне им было нечего. К тому же никак не могли отправить ко мне заместителя по тылу, врача и помощника начальника штаба, которые совместно со взводами от Панфиловского и Чунджинского отряда сидел в «Риссовхозе» в Душанбе.
Ежедневные проблемы были разбавлены приятным событием; из Мургабского отряда мне пришла посылка от моего бывшего заместителя, в бытность мою начальником заставы, а на тот момент начальника службы собак отряда, капитана Юрия Болкунова. Он как только узнал, выйдя с отпуска, что я рядом и быстро кинул по границе клич, что «начальник помирает, мяса просит». Офицеры и прапорщики Мургаба всегда отличались крепкой дружбой, поэтому я получил целую тушу архара, кучу мясных и мясорастительных консервов, сгущенного молока, целую банку джема. Привез мне это богатство знакомый водитель с Мургабского отряда. Радость мою, Талынбекова, Никкеля и Головача было трудно описать, жизнь-то налаживалась. К тому же в отряд поступил уголь, солярка, в квартирах стало теплее, качественнее стало и электричество.
В конце февраля мне доложил с «Кеврона» радостный Иванов, что нашелся «подствольник» и Сугралинов вылетает первой «вертушкой» в отряд; связь была по открытому каналу и больше он ничего не сообщил. Через дня три ко мне в кабинет вошли начальник опергруппы капитан Сугралинов и заместитель командира взвода сержант Б…ский и Марлен сказал:
- Комбат, ты просил поставить перед тобой того, кто спер «подствольник»,
- Просил…
-Вот он!
Я уже кое-что повидал за свою службу, тем не менее, никак не ожидал, что увижу Б…ского в этой роли. Лучший сержант Курчумского взвода, единственное светлое пятно в в подразделении! А история была до банальности тупая, перед отправлением в Таджикистан Б…ский получил письмо от своей невесты в котором та сообщала, что один их общий знакомый, полукрименальный «отморозок», не дает ей прохода, предлагая связать жизнь с ним, и у сержанта еще до отъезда созрел план, что в командировке нужно разжиться пистолетом, чтобы рассчитаться с соперником. Детство и ребячество, но оно довело до уголовного преступления. Правда, если быть откровенным, то почти довело, многие вещи, за которые «на гражданке» человек получил бы реальное уголовное дело, в армии частенько (во всяком случае во время моей службы) заканчивались в общем-то не особо строгим дисциплинарным наказанием. В будущем так произошло и с Б…ским, а пока я его определил на гауптвахту и приказал начальнику штаба оформлять документы на досрочное расторжение контракта с дальнейшей отправкой, как будет «оказия», в свою войсковую часть.
На гауптвахту были отправлены еще несколько солдат с пограничных взводов, которые в общем-то совершили не очень большие правонарушения, но ввиду малочисленного управленческого аппарата и отсутствия ротного звена разбираться особо было невозможно и я решил с ними тоже прервать контракт. После гауптвахты я данных воинов, не мудрствуя лукаво, разместил в роте внутренних войск, где им поручили хозяйственно-бытовые функции.
Но все эти проблемы показались мелкими после того, как прошел доклад с Кеврона, что во время выезда в Калай-Хумб автомашина «ГАЗ»-66 была обстреляна с тыла, в результате чего в обе в ноги ранен рядовой Курчумского взвода Баулыбеков. Слава Богу, погода позволила оперативно эвакуировать солдата в Хорог авиацией. В санчасти Баулыбеков рассказал мне, что обстрел производился с тыла, позиции успели засечь, открыли ответный огонь сходу, а заставской водитель Абдулло, добавив скорость, вывел автомобиль из под обстрела. Баетабек Баулыбеков сначала и не понял, что у него на вылет простреляны обе ноги и по прибытии на заставу сам спрыгнул с машины, но пройдя шагов пять, упал. Еще он сказал, что одна пуля, калибра 7,62 мм. застряла в прикладе его АК-74. (Позднее я распорядился открутить приклад от автомата и передал его Баулыбекову).
Парень держался молодцом, а я тихо радовался, что ранение не привело к сильному кровотечению. Иначе последствия могли быть необратимыми.

«Раздрай» в роте ВВ-шников.

Вроде бы все пошло более-менее ровно. Управление и связь со всеми подразделениями наладились, после первых «ЧП» и наказаний за них солдаты и сержанты «срочники» проблем не создавали, наконец-то выплатили полевые деньги офицерам, которые командиры подразделений практически полностью потратили на нужды своих солдат. Я проверил подразделения второй десантной роты, что дислоцировались на заставах «Пастхув», «Сохчарв» и «Андероб», остался доволен. Оказавшись вне Хорога, на постах, парни добросовестно несли службу, а офицеры наладили хорошие взаимоотношения и взаимодействие с командованием застав. Правда, командир роты с замполитом практически не исполняли свои прямые обязанности, а превратились скорее проверяющих, катаясь с попутными колоннами от поста к посту. Как командирам им там просто нечего было делать, а я не мог приложить ума, как же их использовать? Может и придумал им более нужную задачу, но личная запредельная загруженность не оставляла времени оценить их роль и место в подразделении, что дислоцировано повзводно, а не в одном месте. В итоге при очередном появлении в Хороге замполит с командиром роты пошли поужинать в квартиру ВВ-шников, где и оставались на ночлег. Вскоре же меня вызвал начальник отряда и распорядился, чтобы я разобрался, что там за шум и драка? Когда же я прибежал туда, то увидел «картину маслом»; замполит десантной роты, огромный лейтенант, стоял с разбитым лицом, командир роты орал и пытался драться, но его держали. В драку же, сверкая очками, лез и ротный ВВ-шников, капитан Сова. Все были пьяны; кто больше, кто меньше.
Я заорал на них, требуя прекратить. Десантные командиры, как ни странно, осадили, а вот Сова долго не унимался. Кое-как мы с Талынбековым, что подоспел на выручку, разняли буянов, а десантников я увел к себе в квартиру, где они и легли спать. «Разборки» я назначил на завтра.
Назавтра я выяснил, что в ходе ужина со спиртным десантники, хвастая своими навыками, стали демонстрировать «коронный» прием; разбивать бутылки о свои головы. После очередной демонстрации, замполит спросил у ВВ-шника, может ли он так? Тот спокойно ответил:
-Могу! – после чего взял бутылку и… разбил ее о голову «десантного» замполита. Результат – драка.
Мне следовало бы принять тогда крутые меры, в частности снять с должности командиров рот. В десантном командире я не нуждался, а «ВВ-шного» мог легко заменить любым из взводных, многие из которых обладали большим опытом, чем Сова. Почему не сделал этого? Ответ банален и прост; не хватало опыта, да и плохо я знал уклад и традиции других родов войск. Объявив виновным взыскания, которые должны были бы, по моему мнению, отразиться на их денежном содержании, о котором мы пока не имели и малейшего понятия, я успокоился. Эти меры оказались недостаточны, как показала наша дальнейшая служба, но на тот момент конфликт был улажен, и мы продолжили службу.

[foto]

Спасибо!

[Поэт]

Володин,только начал читать, и тем не менее, большое спасибо.

[Бойченко Виктор]

Спасибо, Алексей....Как всё знакомо...и вши эти...мать их.....в дребезги. ))))))

[кремль]

Алексей!Самый большущий респект тебе за труд!!!!!Читаю с офигительным интересом,ддаже свои опусы забросил сегодня!

[Николай Каменский]

Большой труд...многое пришлось вспомнить

[ЗОЛОТАРЕВ.]

Алексей,до половины дочитал,завтра вечерок скоротаю. Спасибо!

[Вадим Семёнов]

Алексей спасибо за исповедь, но честно слово за раз, сразу не осилил (работать надо). Прочитал три главы. Зачарован исповедью. Спасибо ещё раз.

[Рогов Сергей]

Сообщение от Бойченко Виктор

Спасибо, Алексей....Как всё знакомо...и вши эти...мать их.....в дребезги. ))))))

Да уж, вшей приходилось кормить, и жить в продуваемых блиндажах, да уж паршиво, когда согреться не где и не чем, днем еще терпимо, как то двигаешься, ночью тоска, а если портянки мокрые, сверху портянок газетами обматывали. Помню в Тахта Базаре, куда нас вывезли на "постирушки", одна из женщин в прачечной увидев нас и наши лохмотья, на взрыд, и за что все это вам досталось ребятки? А еще трагичнее, когда нас побрили, какой то гадостью помазали, помыли, пошел я забирать свою рванину, то что хоть как то было пригодно носить, после центрифуги превратилось в ни во что, одели меня что в прачечной насобирали, ух и видок был, благо раздобыли маскхалат, прикрыли разношерстное одеяние. События происходили в ноябре 1981г.

[Анатолий Иванов]

Сообщение от Бойченко Виктор

Спасибо, Алексей....Как всё знакомо...и вши эти...мать их.....в дребезги. ))))))

Тоже знакомо! У нас нижнее белье привозили с прачечной, где обстирывались и армейские подразделения. Естественно белье путалось. Как привезут комплекты, получил и пошел проверять швы. А там через раз мать родная! Сразу в соляру или бензин, затем стирка и глажка, особенно швов.